Звёздный егерь

— Объясняю, — сказал Суханов. — И предлагаю вспомнить, как испокон веков человек поступал с непонятным. Новое животное — надо убить его и попробовать на вкус. Растение, дерево — срубить, проверить, как оно горит, как обрабатывается. Любопытный материал — расколоть его, чтобы вся структура была как на ладони. Прилетел на новую планету — по образцу от флоры и фауны в гербарий и в банку с консервантом. А когда в Гоби нашли Чёрный Цилиндр, не забыли? Все силы науки были брошены на то, чтобы отколоть от него хоть крошку. На анализ, так сказать. Кислотами его жгли? Жгли. Пневмодолотами долбили? Долбили. Жёстким излучением облучали? Облучали. Даже лазером резать пытались, да ничего не вышло. Но разве наши земные пытливцы сдаются? Как раз перед нашим стартом я слышал, что институт гравитации предложил новую методу расщепления Чёрного Цилиндра. Так что же это? А вот что: познание непонятного через разрушение. Вследствие любопытства. И нетерпеливости. Двух самых, пожалуй, стойких черт гомо сапиенса. Человечеству всегда с чисто детским нетерпением хотелось узнать: а что там внутри? Только дети ломают свои игрушки, а люди постарше разбирают на элементарные частицы вещество и дробят в лабораториях инопланетные находки.

— Правда, у человека Земли между моментом получения и началом «разборки» проходят месяцы, порой годы, — заметил капитан.

— Это у взрослых, капитан, — отозвался приободрившийся Фарро. — А мой сын разобрал модель дисколёта до последнего узла, не успел я ему вручить подарок.

— И потом, время в данном случае — понятие количественное. Тем более что у аборигенов ритм жизни раз эдак в двенадцать выше нашего. Думаю, то, что мы свалились им с неба на голову, для них пока абсолютно непонятно и неудержимо любопытно. Тот же Чёрный Цилиндр. Который они, как и мы свой, познают, разрушая. То бишь анализируя. Это проявление любопытства на манер человека и является точкой соприкосновения, — закончил мысль Суханов. — Глядите! — он кивнул на экран.

В модуле уже никого не было; видимо, всё, что можно было оттуда вытащить, аборигены уже вытащили. Теперь перед модулем стоял бугристый, неправильной формы шар со сквозным отверстием и загнутыми металлическими отростками, за которые его отчаянно раскачивали двое вибрирующих от напряжения клубней. Перед отверстием возникло лёгкое светящееся облачко. Затем облачко загустело, налилось тяжёлой, искрящейся силой — и вдруг превратилось в тонкий, как палец, луч. Луч упал на один из якорей, и лапа, запузырившись, переломилась пополам.

— Ну что, убедились, Фарро? — хмыкнул Суханов. — Всё как у людей.

— Всё как у детей… — поправил Фарро. И впервые с начала контакта улыбнулся.

Рисунки А. Назаренко

Барьер

1

Филипп скользнул спиной по Барьеру, вжимаясь в мёртвую зону, — он очень надеялся, что угол Барьера и стены окажется мёртвой зоной. Сердце его отчаянно колотилось: если он ошибся, и зона всё-таки простреливается, его убьют. Через несколько секунд. И помешать этому он не в силах. Филипп закрыл глаза, готовясь к самому худшему. Говорят, в такие мгновения людям вспоминается вся их жизнь. Однако Филиппу вспоминались лишь события последнего полугода. Точнее, ста шестидесяти двух дней. Ровно столько сегодня с тех пор, как он попал в Сферу… Господи, с чего же начался этот кошмар?

2

Море в тот день было спокойным, как маленький пруд. Филипп плескался в заливе, наслаждаясь солнцем и безветрием, — и вдруг этот шквал. Ветер обрушился сверху тяжёлым сырым одеялом, завертел воду, взбивая на гребнях пену. Потом всё море превратилось в пену, ею заполнило нос, рот, лёгкие… Филипп уже начинал терять сознание, и тут всё кончилось. Рассеялась мокрая пелена, колени и ладони ощутили сухую твёрдую поверхность. Странно, но тело тоже оказалось совершенно сухим.

— С приездом! — произнёс хрипловатый, слегка насмешливый голос.

— Который час?

Филипп с усилием поднялся на ноги, протёр глаза. Перед ним на полупрозрачном пластиковом полу сидел, поджав под себя босые ноги, мужчина лет тридцати пяти с худощавым лицом и светло-голубыми, почти бесцветными, глазами. Одет он был в ночную пижаму.

— Не знаю, — машинально ответил Филипп, — я купался в море, часы оставил на берегу.

И удивился: почему его спрашивают о времени?

— Скажите, как я к вам попал? — спросил он.

— Ко мне? — Мужчина криво усмехнулся. — Я здесь такой же гость, как и вы. Выхватило из постели несколько часов назад. Вот, сижу, гадаю, зачем я им.

— Кому «им»?

— Им. Пришельцам, инопланетянам, зелёным человечкам — какая разница. Тем, кто засадил нас в эту Сферу. Или вы думаете, что нас сюда упрятали люди?

Филипп, борясь с подступающей паникой, огляделся. Они находились в круглом зале диаметром метров тридцать-сорок, со всех сторон их окружала такая же, как пол, полупрозрачная стена, наверху плавно переходившая в купольный свод. В помещении не было ни одного предмета или устройства — стерильностью Сфера напоминала инфекционный бокс в больнице. Или лабораторию для опытов?