Звёздный корпус

— В общем, в… вся твоя родня… по матери, — закончил отец, опрокинув в рот то, что оставалось в стакане, потом подошел к бару и налил себе еще. Теперь он выглядел спокойнее, голос стал тише, движения — мягче. Опасный признак.

— Не моя кровь. Вечно эти проклятые Гарроуэи…

— Карлос! — перебила мать. — Это бесчестно!

— Бесчестно? Ах, прошу прощения, Ваше Высочество. Я и забыл, что вы у нас принцесса дель Норте.[25] Гринго всегда правы!

— Карлос…

— Заткнись, puta![26] Это из-за тебя мне приходится за него к… краснеть!

Дом уже несколько раз сообщал о прибытии посетителя: сначала — звуковыми сигналами, затем — мягким голосом, передающимся через мозговые имплантанты Джона. Несомненно, появление робота означало лишь одно: гость все еще стоял у входной двери. Быстрый запрос в домашнюю охранную систему — и камера показала ему лицо Линнли Коллинз.

Сейчас или никогда.

— Я… м-м-м… взгляну, кто пришел, — пробормотал Джон и с как можно более почтительным видом выскользнул из комнаты. Отец все еще орал на маму, его голос был слышен даже на серпообразном эскалаторе, который вез юношу из е-центра к прихожей. Дом просыпался, готовый открыть входную дверь к тому моменту, как спуск завершится.

Линнли стояла перед дверью. В ярко-желтом пляжном костюме, который почти не скрывал ее бюст от теплого золотого солнца Соноры, она выглядела невероятно привлекательно… как обычно. Кожа, загорелая дотемна, блестела от смазки, защищающей от ультрафиолета, глаза с солнцезащитными имплантантами сияли задором. Они казались черными как смоль и совершенно бездонными.

— Ффу… Привет, — с облегчением проговорил Джон — по-английски. Линнли была из семьи норт-американо, которая осела на морской базе в Тибуроне, и свободно говорила по-испански, но во время их встреч Джон предпочитал переходить на английский.

Когда он появился на пороге, Линнли бросила короткий взгляд через его плечо и убрала за ухо выбившуюся прядь темно-русых волос. Через миг дверь со свистом захлопнулась, перекрыв поток приглушенных воплей отца.

— Ну как? Все плохо?

Джон пожал плечами.

— Куда хуже, чем ожидалось… как мне кажется.

— Даже так? — она ласково взяла его за руку. — И что ты будешь делать?

— А что я могу сделать? Я уже подписал бумаги. Теперь мы — морская пехота, Линн.

Она засмеялась.

— Ну, пока еще не совсем. Есть всякого рода неприятные мелочи, без которых не обойтись. Например, курс молодого бойца. Помнишь?

Джон прошелся по деревянному причалу, облокотился на перила из красного дерева и некоторое время неподвижно смотрел на блестящие воды залива Калифорния. La Hasienda Эстебан обнимала вершину высокого холма — самой высокой точкой мыса, — господствуя над окрестностями. Гуаймас — горстка нескладных домишек… Гавань, забитая рыбачьими лодчонками… Шум волн, которые разбиваются о песчаный берег, а за ним полоса ослепительно яркой тропической растительности — радужная лента между серебристо-серым морем и иссушенными бурыми холмами, из которых выпирают отвесные скалы… «Боже, я как я все это ненавижу», — подумал Джон.

— Ветер переменился? — спросила Линнли.

— Хм-м?.. Черта лысого! Я твердо намерен свалить отсюда.

— Поступить в Корпус морской пехоты — не единственный путь.

— Конечно. Но я всегда хотел быть морским пехотинцем. С самого детства. И ты это знаешь.

— Знаю. Я тоже этого хотела. Думаю, это вроде зова крови, — девушка подошла к перилам, стала рядом с ним и, склонившись, стала разглядывать городок. — Твой папа только морпехов ненавидит? Или всех гринго?

— Если помнишь, он женат на дочери гринго. Гринго и морского пехотинца.

— Черт возьми! По-моему, он родился через двадцать лет после войны. В чем проблема?

Джон вздохнул.

— В некоторых семьях хорошо помнят прошлое. Никогда с таким не сталкивалась? Его дед был убит в Енсенада. Поэтому отец не любит правительство и не любит военных.

— Он что, ацтланист?

— Я знаю только то, что сказал. Вот кое-кто из его собутыльников — да. Голову даю на отсечение. И еще я знаю, что он подписан на пару сайтов ацтланских националистов. Чтобы разделять идеи, не надо состоять в каком-то обществе.

— Забавно, — проговорила Линнли. — Большинство ацтланистов — бедные работяги. Indios, фермеры… Редко бывает, чтобы какому-нибудь крупному собственнику было настолько наплевать на свое положение, чтобы он вступил в какой-нибудь революционный кружок и сидел за одним столом с этими оборванцами… — она кивнула в сторону гасиенды, венчающей вершину холмов. — А у твоей семьи есть деньги.

Джон пожал плечами.

— Догадываюсь. Разумеется, мы никогда не говорим о том, откуда они берутся.

Семья его отца невероятно быстро разбогатела перед Войной с ООН, когда в некоторых районах Соноры и Синалоа — тогда они еще считались штатами Мексиканской Республики — открылись весьма соблазнительные возможности сделок по нелегальной торговле с обширным и богатым рынком Севера.