Звёздный огонь

Библиотека – она же кабинет Пейтона – располагалась на втором этаже. Здесь царил прохладный полумрак и пахло книжной пылью, а сами книги, казалось, настороженно взирали на Хагена с дубовых полок – словно знали, что он не особенно любит читать. Еще здесь было два стола – за одним дядюшка сидел, утопая в огромном кресле, а под темной тканью, покрывавшей другой, угадывались странные резкие очертания чего-то… лабораторных приборов? В дальнем углу жужжал загадочный механизм. Трисса говорила, что ее отец держит у себя в кабинете часы – такие же, как на главной башне Фиренцы, только маленькие, – но Хагену показалось, что предназначение этого устройства не связано с отсчетом времени.

Хаген принюхался: в «книжный» запах вплетались нотки чего-то иного, горько-сладкого, незнакомого и слегка пугающего.

В этой комнате, понял он, не только читают.

– Как тебе понравился город? – Пейтон начал издалека, в этом они с Хеллери были очень похожи. – Красивый, не правда ли?

– Я мало что успел посмотреть, – ответил Хаген. – Погулял по рынку, по площади… да, красиво. Здесь так много цветов…

Обилие цветов и впрямь удивляло: переехав из Кейтена в Фиренцу, которая располагалась много южнее, он попал из осени в позднее лето. Кругом благоухали розы всевозможных оттенков и размеров, от их запаха кружилась голова. Вполне подходящее местечко для соловьев: они обосновались на этих островах еще во времена Основателей, дав свое имя главному городу, – и тот вскоре стал пристанищем для художников, ваятелей и музыкантов.

– Певунам можно лишь позавидовать, – сказал Пейтон, словно прочитав мысли Хагена. – Живут в спокойствии и достатке, ни о чем не думая. Творят шедевры… – В его голосе появилась горькая ирония. – До тех пор пока Алиенора остается императрицей, им ничего не грозит.

Хеллери всегда отзывалась о супруге капитана-императора с сочувствием, называя ее не иначе как «царственной узницей». Все это было для Хагена слишком уж запутанно.

– А мы ютимся по углам, словно крысы, – продолжил Пейтон. – Разве это справедливо?

Молодой пересмешник опустил голову; ему вдруг показалось, что в комнате сделалось жарко. Клан впал в немилость в год его рождения, когда Гэри Локк отказался выполнить некое поручение капитана-императора и вышел из зала совещаний, хлопнув дверью. Ждали, что Аматейн их сразу уничтожит, но все случилось иначе: постепенно для пересмешников закрылись двери во все богатые дома, семейство потерпело ряд неудач в торговых делах и вскоре обеднело до того, что Гэри потерял родовой особняк.

Так они превратились в бездомных бродяг.

А потом Гэри подхватил лихорадку; через три дня его не стало. Еще через день стало ясно, что его жена Мойра тоже больна…

– Тебе плохо, мальчик мой? – заботливо спросил Пейтон. – Выпей воды!

– Н-не надо, – ответил Хаген. – Зачем вы меня позвали?

Невидимые жаровни разгорелись сильнее, на его лбу и шее выступили крупные капли пота. Пейтон смотрел на своего племянника, прищурив глаза, и выразительное лицо старого пересмешника словно превратилось в мраморную маску.

– Хеллери рассказала мне о том, что между вами произошло, – сказал он ровным голосом. – О том, что ты готов хоть сейчас отправляться к его величеству и требовать восстановления справедливости… Так, да?

Хаген опустил голову. До чего же глупо он, должно быть, выглядит…

– Винить я тебя ни в чем не собираюсь. Юности свойственна горячность, а ты ведь еще и сын своего отца – Гэри поступал точно так же, сначала делал и лишь потом – думал. Храни Эльга его душу… Лучше скажи мне, что ты собираешься предпринять?

– Прогоняете? – вырвалось у Хагена. – Я задерживаться не стану.

– Да куда ты спешишь! – Пейтон всплеснул руками. – Право слово, я теперь не удивляюсь тому, что Хеллери решила тебя проучить. Хорошо, спрошу напрямик: ты недоволен игрой в кошки-мышки, которую ведет с нами Аматейн?

– А разве мышка может быть довольна этой игрой? – запальчиво воскликнул Хаген и вскочил… чтобы тотчас же повалиться обратно в кресло, потому что комната закружилась. Да что с ним такое? – Я от своих слов не откажусь!

– Тебе следует быть осторожнее, – обеспокоенно заметил Пейтон. – Твои ушибы еще не зажили до конца.

«Но ведь я их даже не чувствую…»

– Хаген, что бы ты хотел сделать… для семьи? Что бы ты хотел изменить?

Этот вопрос он задавал себе не раз, но ответа найти так и не сумел. Он знал лишь одно, о чем не преминул честно сообщить Пейтону:

– Я готов сделать ради клана все, что угодно! Все, на что хватит сил. Прикажите, дядюшка!

Пейтон откинулся на спинку высокого кресла.

– Что угодно? Не советую бросаться такими словами. Вдруг я попрошу тебя о чем-то низком и даже подлом? К примеру, я могу приказать тебе принять чужой облик и стать чьим-то другом лишь для того, чтобы потом предать этого человека.

У него пересохло в горле.

– Если так будет нужно для блага семьи… – медленно проговорил Хаген.