Звёздный Спас

– Смотри, девонька, на эти вздыбившиеся волосики, – переходя на шёпот, сказала Ксения. – Я вдруг подумала, что ты – колдунья. Умеешь глаза отводить – волосики-то от страха и встопорщились.

– Ты что, совсем уже?! – надевая пеньюар, сказала Фива и, стараясь не выдать внезапного волнения (ей показалось, что Ксения догадалась про её Иннокентия), прошла в умывальную комнату.

– Да, я совсем уже, – заканючила Ксения. – Ты сама рассказывала про свою бабушку.

– Ах ты вот о чём!

Фиву охватила безудержная радость.

– Прошу посредников не беспокоиться, у меня есть парень.

Она засмеялась, и от её глаз вновь полыхнуло голубым сиянием.

– А хороша-то, хороша! – восторгнулась Ксения и, словно бравый молодец, подкрутила воображаемые усы. – Смотри, Фива, смотри!

Ксения вновь указывала взглядом на свой оголённый локоть.

– Ну-ну, что на этот раз напугало? – всё ещё смеясь, спросила Фива.

– Хахаль, хахаль твой напугал.

– То есть? – посерьёзнела Фива.

Ей опять показалось, что Ксения каким-то образом догадывается о Кеше.

– Я вдруг подумала – если твой, объявившись, превратил тебя из гадкого утёнка в прекрасную лебедь, то, может, и меня превратит?

– А ты-то здесь при чём?! – внезапно даже для себя рассердилась Фива.

– При том, что и я хочу быть прекрасной лебе́дью.

Худая и мосластая, она, подпрыгнув, замахала руками, подражая знаменитой приме-балерине. И это было весьма смешно, но не рассмешило Фиву. Она внутренне подобралась, как бы готовясь к прыжку.

– Ну и будь ле-бе́дью, но при чём тут мой?!

Споткнувшись на слове «лебе́дью», Фива должна была хотя бы улыбнуться, но она не улыбнулась.

– Да ни при чём. Просто я представила: что мой хахаль увлечёт меня так же, как тебя твой. И, знаешь, мороз по коже. Я, как и ты, стану прекрасной птицей, гу-гу-гу.

Ксения, опять подпрыгнув, замахала руками-крыльями подобно приме-балерине. И вдруг замерла.

– Или ты думаешь, что мой Кислородный Баллон может сделать меня только прекрасной бе́дью?

Они хохотали до слёз. Это был какой-то приступ смеха. И всякий раз, когда смех иссякал, кончался, стоило кому-либо из них сказать «бе́дью», как безудержный смех начинался снова.

Этим смехом они как бы породнились, стали ближе. Ксения выложила Фиве, что созванивалась со своим Кислородным Баллоном и договорилась, что сегодня он подменится и сразу после обеда (в час дня) зайдёт за нею – они сходят куда-нибудь в кино. Всё это было известно Фиве, потому что открылось как некое телепатическое действо, в чём-то схожее с их единением в общем смехе. А потому усвоенное как нечто само собою разумеющееся.

– Ксюш, – сказала Фива и невольно сделала паузу.

До этого она не допускала столь дружеского обращения ни к Агриппине, ни тем более к Ксении, хотя и более искренней, но более грубой.

– Да-да, Ксюш, – повторила она, как бы утверждаясь в правильности избранного тона. – Не понимаю – хахаль, хахаль, или даже Кислородный Баллон. У твоего парня что, нет нормального имени?

– Нормального нет, гу-гу-гу! – отозвалась Ксения.

– А ненормальное что, хуже, чем Кислородный Баллон?

– А как ты догадалась? Гу-гу-гу!

Фива улыбнулась.

– Неужто есть связь между его именем и – «бе́дью»?

Они вновь стали хохотать. При этом Ксения так утвердительно кивала головой в такт «гу-гу-гу», что создавалось впечатление, будто она уже стала птицей и клюёт эту невидимую связь.

– Сатир. Его звать Сатир! – внезапно изрекла и умолкла.

Фива тоже перестала смеяться. Она не поверила, что бывают такие странные имена. Однако и её имя достаточно редкое. В общем, ей довелось узнать, что Кислородный Баллон считает своё имя транспарентным, то есть с прозрачным намёком на похотливость и разврат. Но на самом деле он не такой.

– На самом деле его можно звать Сатур, что в переводе с латыни означает «сытый», – сказала Ксения.

И призналась, что называет его Кислородным Баллоном из-за накопившейся злости. Потому что невозможно слушать, с каким упоением он рассказывает, как ласково и осторожно берёт баллон на руки. А потом на руках несёт в укромное место и там производит с ним какие-то интимные манипуляции.

– Может быть, раздевает? Гу-гу-гу!

Она поведала Фиве, что однажды напрямую сказала, что не считает себя хуже какого-то кислородного баллона.

В ответ на откровения Ксении Фива пообещала, что при удобном случае познакомит её и Агриппину со своим Иннокентием, только пусть они не расспрашивают заранее. Вот это «не расспрашивают заранее» она произнесла с таким чувством, что Ксения воскликнула:

– Э, девонька, да ты втрескалась!

В ответ Фива едва заметно улыбнулась и, напомнив, что встречу Нового года по старому стилю никто не отменял, призвала Ксению помогать готовиться к вечеринке.