Звёздный свиток

Сьонед насмешливо приподняла уголок рта, когда Киле присвоила Масулю титул, которого он не носил, но ничего не сказала, пока Киле и Лиелл не увели жеребца. Как она и ожидала, Масуль пер напролом; недостаток тонкости лучше всего остального доказывал, что перед ней сын кого угодно, но только не Ролстры.

— Лорд Сорин, — сказал он, — думаю, вам будет приятно знать, что я не собираюсь подавать жалобу.

Сьонед ожидала чего-то в этом роде, но Сорин нет. Густые темные брови сошлись на его переносице.

— Жалобу? На меня ! Масуль пожал плечами.

— Ваша репутация конника предполагает, что вы умеете править лошадью. После этого столкновения мне несколько дней придется ходить с синяками. Удивительно, как мы оба сумели удержаться в седле. Если бы это произошло на дорожке, на виду у судей, у меня не осталось бы другого выхода кроме как принести формальный протест. Но поскольку этого больше никто не видел…

Сьонед поняла, что Масулю угрожает опасность лишиться нескольких зубов. Сорин унаследовал характер обоих вспыльчивых родителей. Она быстро сказала:

— Я уверена, что лорд Сорин не менее вас склонен к щедрости, хотя шрам у него на плече останется и тогда, когда ваши синяки заживут без следа. Но мне очень приятно видеть, что молодые люди пришли к согласию. Мы ведь не хотим, чтобы результаты скачки были аннулированы, правда? Споры на соревнованиях вспыхивают, как Огонь «Гонцов Солнца»…

Масуль не смог скрыть оторопи. Зеленые глаза, цветом очень напоминавшие глаза Ролстры — Сьонед только сейчас поняла, что смотрит прямо в них — сузились, на скулах проступили желваки. Из перехваченного судорогой горла вырвалось:

— Я никогда не сталкивался с делами фарадимов. Не в обиду вам будет сказано, верховная принцесса, но у меня нет особого желания знакомиться с ними и впредь.

— Я не оскорблена и не удивлена. Огонь опасен в любом виде. Он часто обжигает пальцы. — Сьонед одарила его ледяной улыбкой. — Я позволяю вам удалиться.

Масуль застыл на месте, затем издевательски поклонился и шагнул прочь. Сорин плюнул в пыль.

— Присоединяюсь, — пробормотала Сьонед. — Но намек он понял, а именно этого я и добивалась.

— Какой намек? — негодующе воскликнул Сорин. — Этот сын последней грязной… имел наглость обвинять меня в том, что я нарочно врезался в него!

— И ни словом не упомянул о настоящей причине случившегося, — напомнила ему Сьонед. — Сорин, я хочу сказать тебе только одно. Вечером, после вручения призов, мы все соберемся в шатре Андраде и обсудим случившееся. А пока помалкивай. И улыбнись. Погляди, сколько красивых девушек жаждет утешить тебя…

— Единственная вещь, которая могла бы меня утешить, это заехать ему кулаком в морду, — проворчал Сорин. — Мне не нравится его физиономия.

— Твоя ему тоже, — сказала Сьонед. — Сорин, постарайся расслабиться. Увидимся вечером. Но если днем в тебя не влюбится по крайней мере пять из этих девушек — значит, ты не сын своего отца, — лукаво подмигнула она.

Сорин тихонько фыркнул и обратил внимание на собравшихся вокруг загона юных дам — сперва неохотно, но затем все более входя во вкус. Вскоре он понял, что красивый молодой лорд с романтичной повязкой на раненом плече может пробудить к себе такой интерес, какого никогда не досталось бы на его долю, победи он хоть в десяти заездах.

ГЛАВА 20

Белый шатер Андраде заполнился только около полуночи. Стоявшие на страже «Гонцы Солнца» были облачены в тонкие перчатки, которые не столько защищали их от осеннего ночного холода, сколько скрывали то, что далеко не все эти люди были фарадимами; под голубыми, коричневыми и черными плащами разнообразной формы прятались гербы и цвета Рохана, Чейналя и Пандсалы. Лишь тщательное наблюдение за несколькими палатками могло бы подсказать, кто тайно собрался той ночью у леди Крепости Богини. Но такому наблюдению мешали очень позднее время и обильный, лишь недавно закончившийся банкет, после которого его участников волновали только две вещи — как добраться до постели и что сделать, чтобы утром не раскалывалась голова. Оствелю были даны строгие указания: никто из гостей верховного принца не должен был сидеть с пустой чашей дольше мгновения ока.

Первыми прибыли Рохан, Поль и Пандсала. Все трое еще дымились от гнева, вспоминая, с каким видом Масуль принимал приз за победу в скачках, которым служили аметисты Принцевой Марки; естественно, именно потому Масуль и выбрал этот заезд. Он едва поклонился Рохану и насмешливо улыбнулся. Хотя Масуль сидел за нижним столом вместе с Лиеллом и Киле, но до и после трапезы собрал вокруг себя целый двор. Это вызвало у Пандсалы такой лютый гнев, что она не притронулась к еде. Рохан скрывал свои чувства лучше; Поль следовал скорее примеру отца, чем своего регента. Сьонед была единственной, кому удалось испортить Масулю триумф: по никому не понятной причине он испуганно дернулся, когда в наступивших сумерках принцесса поднялась с места и жестом руки заставила зажечься свечи и факелы, а потом послала ему улыбку, полную смертельного яда.