Парнишка, посланный к мастерам, вернулся уже затемно, когда из дома вынесли масляные лампы и сад наполнился метанием теней. Вести он привёз неутешительные: хозяин семейной мастерской успел поужинать, да с рюмочкой, и ехать на ночь глядя в холмы ни за какие деньги не хотел. Вот завтра с утреца — к вашим услугам, а нынче не обессудьте.
Ди Ронн рвался сам отправиться к несговорчивому механику.
Староста замахал на него руками:
— Бросьте, почтенный эр! Раз Матиас сказал, что не поедет, тут уже не переломишь. Да вы, небось, и в седле не сидели никогда. А на дворе ночь. Шею себе свернёте, как я в глаза вашей эре смотреть буду? Вы уж, эра, образумьте своего супруга...
К старосте подошла мать невесты, и через пару минут они уже задорно отплясывали на освещённом пятачке. Ночь вокруг шумела, гудела, взрывалась криками и хохотом.
— Ну что, мой супруг, тебе всё ещё нравится Смайя? — полюбопытствовала Эльга.
Окаменевшее лицо ди Ронна треснуло кривой усмешкой — и смягчилось.
— Ладно, ждём до завтра. — Сторрианин оглядел веселящуюся толпу. — Попробую найти нам приличный ночлег.
Он вдруг поймал руку Эльги и поднёс к губам, послав ей горячий взгляд:
— Дорогая супруга…
Он в самом деле попробовал. Но мать жениха, светловолосая и широкая в кости женщина, румяная от наливки, заявила, что умрёт со стыда, если «гости дорогие» уйдут спать в чужой дом.
Пришлось вернуться к танцам, хотя Эльга валилась с ног, да и ди Ронн признался, что утомлён.
Местные уже начали расходиться, когда хозяйка наконец отвела их к деревянной веранде, пристроенной на задах большого двухэтажного особняка.
— Вы не обессудьте, в доме у нас занято, родня с Видары понаехала. Да не бойтесь, ночи уже тёплые.
Ди Ронн с Эльгой переглянулись, и сторрианин закатил глаза.
Веранда делилась на две части, открытую и закрытую. «Дорогим гостям» постелили в закрытой, где стояли большие лари, в углу был свален садовый инвентарь и сильно пахло старым деревом. На окнах в полстены — никаких занавесок.
Эльга поблагодарила хозяйку раньше, чем ди Ронн успел возмутиться, и женщина ушла, унеся с собой фонарь.
— Чувствую себя болваном, — заявил сторрианин в темноте. — Мы с коллегами раз десять устраивали пикники в этих местах, и никогда ничего не случалось. Но вот я везу тебя к цветочкам и овечкам, и вместо приятного отдыха на лоне природы... Чёрт!
Мрак не был плотным, Эльга легко различала рослую фигуру ди Ронна и видела, как он прошёлся вдоль стены, налетел на ларь и остановился, проглотив ругательство.
— Просто признай, что не привык спать на полу, — она опустилась на край тюфяка и начала расшнуровывать туфли.
Сторрианин хмыкнул.
— А ты привыкла?
Это «ты» порхало между ними легко и непринуждённо — бабочкой, прилетевшей из того далёкого лета в Биене, когда всё казалось простым и ясным. Словно не было ни долгих недель приторной салонной любезности, ни десяти лет бесплодного ожидания.
— Кто бы мог подумать, — пробормотал ди Ронн, снимая куртку и бросая её на ларь, — что первую ночь с тобой я проведу не в номере роскошной гостиницы, а в вонючем сарае на гнилой подстилке.
— В номер с тобой я не пойду, — Эльга стянула гольфы и с наслаждением пошевелила босыми пальцами.
— Вот как, — он опять хмыкнул. — Тогда буду считать, что сегодня я счастливчик.
Эльга оправила блузку и аккуратно легла под полотняную простыню.
— Ты собираешься спать одетой?
— Я собираюсь спать, — Эльга сделала ударение на последнем слове, устраивая голову так, чтобы заколка не цепляла подушку.
— А я всё-таки разденусь, — сторрианин начал расстёгивать рубашку. — Надеюсь, ты не против?
Смайянские мужчины носили нательные сорочки — кто полотняные, кто батистовые, а кто и шёлковые. У ди Ронна под рубашкой оказалась майка, как было принято на Сторре. Она отчётливо белела в темноте, облегая классически мужской торс с широкой грудью и в меру узкой талией.
Дальше ди Ронн раздеваться не стал. Ловко скользнул под простыню, обнял Эльгу и коснулся носом её носа.
— Устала? — почти беззвучно, прямо в губы.
— Очень, — она попыталась отстраниться, но сторрианин уже осыпал её лицо лёгкими поцелуями, горячая рука гладила шею. Он навис сверху, почти лёг на неё.
— Рикард, прекрати. Давай спать.
Тяжесть его тела была приятна, и Эльга чувствовала, что дыхание против воли сбивается.
— Мориса…
Его рука опустилась ниже, накрыла её грудь.
— Рикард, я тебя ударю.
Ди Ронн перестал её целовать, посмотрел в глаза.
— Я тоже устал, — сказал тихо. — И это не лучшее место… Просто немного приятных минут перед сном для нас обоих.
Он глядел ей в лицо, но продолжал нежить грудь, и Эльга не понимала, делает он это безотчётно или осознанно, надеясь сломить сопротивление.
— Отпусти, — произнесла твёрдо.
— Почему, Мориса? Сколько ещё ты будешь меня мучить? И себя тоже.
— А я предупреждала, — начала Эльга, но его глаза, в этот миг тёмные, как ночь, были так близко и блестели так серьёзно, что закончить не хватило сил. — Недолго. Теперь уже недолго. Потерпи, Рикард. Пожалуйста.
Он тяжело вздохнул и отодвинулся.
— Ты невыносима.