Огромный черный медведь, терзающий палатку Бретта.
К нам подходят остальные ребята, по моему телу прокатывается волна потрясения. Рейган врезается мне в спину, и я чуть не лечу вперед. Саммер в ужасе вскрикивает.
– Господи Иисусе, – шепчет Бретт, увидев медведя. – Господи Иисусе, Господи Иисусе!
В голове пусто. Каждый нерв тела превращается в струну.
И медведь, будто услышав мои душераздирающие мысли, поднимает голову и принюхивается. Отражая свет лампы Леннона, его маленькие глазки приобретают оттенок ликера «Шартрез».
– Не двигайтесь, – бросает через плечо Леннон, – и ни в коем случае не бегите, а то он может погнаться.
И что нам тогда, нахрен, делать? Порывы ветра доносят до нас мускусный запах медведя, и мои ноги сами хотят броситься наутек, презрев все предупреждения Леннона.
Мы все молча стоим. Смотрим на него. А он на нас. Опять принюхивается и лижет огромным розовым языком щеку на своей морде. Совершенно нас не боится, но ему любопытно. Медведь отходит от палатки Бретта, по пути кромсая лапой ткань.
Он вот-вот на нас набросится.
Мы сейчас умрем. Если история Леннона меня напугала, то теперь я каменею от ужаса. Делаю судорожный вдох.
Или же просто поджала бы хвост и убежала, то есть совершила бы маневр, который сейчас так хочется проделать мне.
– Эй! – кричит Леннон громоподобным голосом, от которого я подпрыгиваю на месте. – А ну убирайся отсюда! Убирайся, я тебе говорю!
Он машет руками над головой с таким видом, будто вырядился на Хеллоуин вампиром, чтобы пугать маленьких детей. Только вот в голосе его слышится неподдельная ярость. И этот голос, сильный и глубокий, несется над рекой, а потом отскакивает обратно оглушительным эхом.
Теперь внимание медведя приковано к нам. Он на полшаге замирает, поднимает в воздух огромную лапу, его голова застывает на месте.
Леннон прыгает в его сторону – на один-единственный, хотя и большой, шаг. И при этом опять оглушительно ревет. Перед моим мысленным взором мелькают образы того, как он глупо бросается на медведя. Кровь. Крики. Ужас. Это происходит чуть ли не наяву, я настолько напугана, что не могу предпринять ровным счетом ничего, чтобы предотвратить беду.
– Я же сказал тебе – убирайся! – орет Леннон, несколько раз громко всплескивая ладонями.
Потом хватает что-то с земли и швыряет в медведя. Может, камень? Этого я сказать не могу, но он попадает медведю прямо в нос.
ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛ?
Зверь после удара отряхивается. Мое тело готовится броситься наутек. И тут…
Его большое, шерстистое тело медленно поворачивается. Медведь неуклюже уходит, попутно круша в два шага палатку.
Леннон опять хлопает в ладоши и идет на него – медленно и осторожно. Кричит, будто собираясь пустить галопом коня. Медведь набирает скорость и скрывается в темном лесу.
Ушел.
Я вглядываюсь в опушку леса до рези в глазах. Неужели действительно ушел? Или просто одурачил нас, чтобы потом вернуться и наброситься, встав на задние лапы? Стоп, а черные медведи вообще встают на задние лапы? Или так могут только гризли? Этого я не знаю.
– Все в порядке, – говорит Леннон.
Его рука на моей шее потрясающе теплая и твердая.
– Эй, все хорошо, он ушел.
Я ошеломленно смотрю на него. Чтобы вернуть способность говорить, мне требуется какое-то время. Когда же я могу произнести первые несколько слов, язык во рту едва ворочается.
– Ты уверен?
– Абсолютно уверен, – отвечает Леннон, бросая через плечо взгляд на лес. – Если прислушаться, можно услышать, как он уходит. Этот шум – хруст шишек у него под ногами.
Я вряд ли могу сейчас что-нибудь услышать. Оно и хорошо – не хочу знать, как под ногами медведя шебуршат шишки.
– Ни хрена себе, – говорит Кендрик, – он что, действительно ушел?
– На данный момент да, – отвечает Леннон.
– Что ты хочешь этим сказать? – спрашивает Рейган. – Он что, еще вернется?
Леннон светит лампой на разодранную палатку:
– Если его что-то сюда привлекло, то вполне возможно. Чья это палатка?
– Бретта, – говорит Саммер, включая ручной фонарик, – точно Бретта.
Она права. Рейган и Бретт выбрали для палаток места ближе к реке.
Леннон сквозь зубы ругается и осторожно направляется к изодранной палатке, чтобы осмотреть повреждения. Мы идем за ним. Я подозреваю, что дело худо, но когда Леннон поднимает за один конец нейлон, вижу, что починить ее уже нельзя. Во всю длину одноместной палатки зияет огромная дыра. Леннон присаживается на корточки и заглядывает под нейлон.
– Ты что, смеешься надо мной? – спрашивает он.
– В чем дело? – спрашиваю я.
Леннон поднимает остатки магазинной упаковки шоколадного печенья. Сыплются крошки. Она разодрана во всю длину. Но это еще не все. Посветив на пол палатки, Саммер выхватывает из мрака пакеты с тунцом. Сладости. Крендели.
Все съестные припасы Бретта.
Они вывалены из медвежьего сейфа, который Лен-нон заставил его взять. Крышка валяется в нескольких футах в стороне, похороненная под крошевом из продуктов.