Звёзды вовне

Гор зерна золотой цвет искрист и молод.

Разгружает с телег камни с грохотом город.

Великанами пыль. Винный дух погребов.

Громкий топот, и песни, и посвист кнутов.

Отвечает простор эхом крикам возниц.

Вихрь дорог, вихрь названий и лиц.

Необъятное лето течёт, как река,

Всё в стенаниях стад и в парàх молока.

Оно бурно, мохнато, огромно, как мир.

Свет и город справляют

Полуденный пир.

Это – гóрода праздник, поднявший знамёна;

Перед нами, могучий, он течёт без конца.

Это – праздник пшеницы, телеги гружённой

В смехе óкон и в жалобной песне слепца.

С места сдвинулись стены, от дорóг отдалились.

Наша жизнь возгордилась без мер и границ.

И глаза человека и день озарились

Светом белых

Зарниц!

День улицы

                             1

Как гигантов любовь горяча в своём гóре!

В розе кованой жаркий не вянет металл!

Наклоняясь на шпалах, вагон с косогора

Своё сердце бросает в щебёнки отвал.

Вопль ранимых дорóг – тихий, сдержанный шёпот.

Кто утешит причала мощёного боль?

Дай своим, инквизиция, слугам работать

И насытиться в дьявольском пире позволь!

Город-мать, город-пламя! Пора преклониться

Перед сыном могучим. Он близок, он тут!

Он тяжёлые дни подгоняет свершиться,

С песней вышел на каторжный труд.

Тебе нà спину давит полдневное небо.

Лицо твоё счастье и страх отражает.

Ты раньше таким никогда ещё не был –

Машины, котлы полны урожая.

Ты падаешь с мулом своим на щебёнку,

Твои камни до самой смерти стучат.

Огромен,

Огромен, как глаз ребёнка,

Глаз лошади под ударом бича.

Как голого сердца касались раствором,

Кто вспомнит, когда пояс стен возведут?

Дома здесь растут, словно речь прокурора,

Железо под молот на плаху ведут.

                          2  

Как гигантов любовь горяча в своём гóре!

Кто их страсти и гнев полнит силой такой?

Ты лишь, Боже, красой райских кущей поспоришь

С этим днём, окунувшимся в бой!

И вперёд, и назад,

И в прыжке, и бегóм,

И на месте кругóм

С громом!

Вал воды, вал огня – к лицу лицом,

И толпы перепуганной гомон…

- Войско, слушай команду: На флаг! Равняй строй!

И сигнал трубача: в седло!

Так бросается улица

В решительный бой –

Победительно

И светло!

Она в нашу жизнь ворвётся,

           Блеск кварцевых глаз разольётся дождём.

Как ветер, над нами она пронесётся.

Ей – дым клубами и песни столбом!

Как в клетке, в печах хрип бурлит и пламя.

Брусчаткою плит раскалённой блестя,

Сквозь плач матерей железа и камня,

Что сердцем, как сына, приемлют меня,

Укутана в пыль,

Как рыжая львица...

Воскликну сквозь моря прибой:

Будь благословенна,

О улица,

Сердца свет, мой блестящий герой!

Ты пронзишь головою пустынь горизонт,

Тебе жаркое солнце объятья раскроет.

Твои краски со всех мне сияют сторон,

Ты на сто голосов узнаваема мною.

На ладонях зарю мы тебе принесли.

Она золотом тёмным окрасила стены.

Как он рвётся, пылающий страстью в пыли,

Недостроенный дом

Из лесов, как из плена!

Он маньяк: великан, покоритель – не тронь!

Он родился, растёт, выше грохота своды.

Сквозь проёмы в стенàх его – небо, огонь...

Чёрный дым, как кузнец, поднялся возле входа.

Жаркая душная ночь

Над городом ночь вознеслась и смутила

Базары, игравшие в куклы во тьме.

Сильнее, чем гром, тишина опустилась,

Луна задымилась в пожухшей листве.

Как пугало, город смотрел одиноко,

Без птиц, на сдавивший петлёй горизонт.

Скользнула у губ его ящерка боком,

Летучая мышь глаз коснулась, как сон.

Шла битва молчаний и звуков немая.

За сдавленной дрожью скрывая грехи

И воздух недвижный поспешно глотая,

Дышали в лицо ему жар и пески.

Клялись всем величием суши и зноя,

Клялись всею скорбью, сгущающей кровь,

Взвихрив одиночество над головою,

Пыля желтизною паров.

Во сне он срывает одежды. Как душно!

За ним наблюдает пустынная твердь –

Как дрожь беспощадна, как гром равнодушна,

Готова навек успокоить, как смерть.

Там змеи в холмах, словно птицы без перьев,

Старинными скрипками шей шевелят.

Клубится луна в неподвижных деревьях,

И древние годы в воротах стоят.

И город поклялся (не мы услыхали),

Он хрустом камней клялся память хранить

О дне нашем бурном, о страсти накале;

И в белых потёмках его не забыть

Про шёпот отца, про сияние света,

Про ширь этой ночи, не спящей давно,

Про родины руку, простёртую с ветром,

Чью силу стенаний сломить не дано.

                           *

Картинами весны наш день заворожён.

Воззвания в их честь висят на всех карнизах.

К скале небес диск солнца пригвождён,

И перезвон оков в деревьях златоризых.

О площадь! Свет бурлит здесь, как вино дыша.

К тебе я брошен был насильно утром рано.

Я видел, как выходит в мир моя душа –

Чиста, омыта шумом струй твоих фонтанов.

Твой гомон голубей моих кружит, маня.

Твоя любовь, как лев, меня, обнявши, душит.

А женщины твои, как языки огня,

С высот веранд трясут перины и подушки.

Вдруг улица – столп пламени, машин стальных война,

Скрещенье молний. В этой буре схваток

Проходит девушка – испугана, одна,

Вся зацелованная с головы до пяток.

Бурля, стекается поток со всех сторон.

Рвёт обручи в броженье винном гомон.

Возводит день-гигант Раамсеис и Питом*),

Наполнил город и базары жизни громом.

*) Города, построенные фараоном Рамсесом II, упоминаются в ТАНАХЕ ("Шемот", ["Исход"],1, 12)      

                   

Таммуз *)

Поднялось солнце в самый

Зенит.

Пойду на призыв труб света.

О няня светлая, агнца храни!

Затерялся он в странах лета.