Звон смерти

Когда я оторвался от Риты и взглянул на нее, я увидел, что она тоже вся отдалась своему чувству. Она часто дышала, закрыв глаза. Ее лицо светилось рядом в полумраке такси. Как она была хороша! Я не стоил ее, и тем не менее Она была моей. Я был счастлив и горд от сознания, что, если бы я попросил, она не поехала бы в Чикаго. Но я не стал просить. Где-то в глубине души я чувствовал, что ее отъезд был наказанием за мою выходку с Эстеллой. И я добровольно принял на себя это наказание. Чтобы искупить свою вину, я должен был позволить Рите уехать, а потом мучительно ждать ее возвращения.

– Это было замечательно, Эдди, – прошептала она. Ее лицо то погружалось во мрак, то опять появлялось передо мной в неверном свете уличных фонарей.

– Я тебя так долго ждал, – пробормотал я и опять почувствовал свою тяжкую вину.

Вскоре мы услышали гул, доносившийся с ярмарки, и такси остановилось у центрального входа. Как только мы вошли на центральную аллею, что-то заставило нас остановиться. Я даже не помню, кто из нас остановился первым. Рита вцепилась в мою руку. Я не знал, о чем она думала, А мне припомнилась та ночь, когда центральная аллея предстала передо мной в белесой дымке, заглушавшей звуки. Мне опять показалось, что я вижу ее в каком-то новом свете, слышу незнакомые звуки. Все опять странно переменилось вокруг, и я был бессилен понять смысл этих изменений.

В действительности ничего особенного не произошло. Вечер был ясный, дул легкий свежий ветер, ярмарка празднично шумела. Но все казалось мне необычным, как будто я смотрел другими глазами – глазами постороннего человека, который видит все это в первый и последний раз. И этот человек во мне донимал и чувствовал ту жизнь, которой жила ярмарка.

Вдруг Рита сказала:

– Я люблю тебя, Эдди. Пока я не уехала отсюда» я не понимала, как сильно я тебя люблю. Я так скучала по тебе, когда была в Индианаполисе. Я скучала и по тебе, и по ярмарке. Мне кажется, я вернулась бы сюда, даже если бы тебя здесь не было. Если бы у меня не было этих денег, я опять стала бы работать в «живых картинах». Во всей этой жизни есть что-то, от чего трудно отказаться.

Я кивнул. Я прекрасно понимал, что она хотела сказать.

– Нас учили в школе, что целое – это сумма составных частей. Это неправда. Мы с тобой теперь одно целое, но это гораздо больше, чем просто ты и я.

– Что ты хочешь сказать, Эддн?

– Я хочу сказать, что вместе мы значим гораздо больше, чем каждый в отдельности. Разве это не так?

Она нежно прижалась ко мне и прошептала:

– Конечно, так, Эдди!

– Каждая вещь превращается в нечто большее, чем она есть на самом деле. Например, музыка. Ты когда-нибудь слушала великих скрипачей? Что они делают на самом деле? Водят конским волосом по высушенным овечьим кишкам. А что получается?

– Хватит философствовать, Эдди! – засмеялась Рита. – Ты странный парень, я никогда не встречала никого забавнее тебя.

Я засмеялся вместе с ней. Конечно, глупо пускаться в подобные рассуждения. И тем не менее, думал я, ярмарка была единым целым – как скрипка. Она состояла из столь же малоромантичных вещей, как конский волос и овечьи кишки. Вейс был прав: она разжигала низменные скотские инстинкты публики, нездоровое любопытство и жадность. Но в то же время она имела над толпою магическую власть. В неоновой рекламе, лотерее и человеческом уродстве, выставленном напоказ, было нечто неотразимо привлекательное. Впервые я так четко осознал весь трагизм и все очарование жизни. Рита прервала мои размышления.

– Эдди, мне нужно сходить в балаган к Мори – попрощаться с девушками ц забрать свои вещи. Они не любят, когда там болтаются посторонние. Давай встретимся в фургоне у Хоги!

– Нет! – воскликнул я. Я и сам нё понимал, что меня так взволновало. Но я быстро взял себя в руки и сказал: – Думаю, их нет дома. Хоги наверняка уехал – ему надо решить вопрос с нашим переездом в Милуоки. А Мардж ассистирует в лотерее.

– Тогда где мы встретимся?

– У Ли Кэри. Через час – ты согласна?

– Я задержусь всего на несколько минут. Только не потеряйся, Эдди!

– Не потеряюсь! Может быть, мне пойти с тобой?

– В женскую гримерную? Там слишком много соблазна – я не смогу за тобой уследить.

Она засмеялась и чмокнула меня в щеку. Я провожал ее взглядом, пока она не исчезла в толпе.

Когда Рита ушла, я так и остался стоять на центральной аллее. Мне некуда было идти – вернее, я боялся тронуться с места. Но затем я решился. Я прекрасно знал, что в этом месте мне ни в коем случае не следовало появляться – и тем не менее ноги сами понесли меня в сторону фургона Хоги. Мною овладело непреодолимое, лихорадочное любопытство. Этого никак не следовало делать, но какая-то сила толкала меня вперед.