ЗВОН УЗДЕЧКИ НА ЗАКАТЕ

Мужики, грузившие сено, побросали вилы, спустились по косогору к воде, перекрестились и, не проронив ни слова, зашагали к деревне. Через некоторое время они вернулись с лопатами и помогли Пинхасу зарыть гнедую в теплую землю; возница снял с нее сбрую; хомут и постромки отдал за труд добровольцам-могильщикам, а уздечку накинул себе на шею.

- А его?.. - стараясь не глядеть на убитого паромщика, спросила мама.

- Зароем и Йонаса, - прогундосил мужичонка с перевязанной щекой. - Свезём сено и зароем. Человека всегда легче, чем лошадь... Лошадь в костёле отпевать не надо... Взял и засыпал.

Пинхас не слушал его. С накинутой на шею уздечкой он молча стоял на краю могилы, вглядываясь в безразмерную яму, и вдруг под шлепки падающей глины начал читать поминальную молитву - кадиш.

- Что он делает? - ужаснулась богомольная Эсфирь и шепнула мужу: - Господь запрещает читать по лошади или по другим животным кадиш.

- А кто, Эсфирь, сказал, что он читает по лошади? Кто сказал? Разве мы не животные? Животные, животные... Домашние, дикие, всякие...

На следующий день в закатных лучах солнца проступили очертания большого города. То был Двинск.

- Мазаль тов, - сказала мама Пинхасу.

Но в ответ все услышали только звон уздечки.

Закат багровел, как свежая рана, уздечка на жилистой шее возницы звякала и звякала, и от этого неумолчного звякания некуда было деться ни живым, ни мёртвым.

Дзинь-дзинь-дзинь...