Звонкий ветер странствий

– Это Рауль Домингес, несчастный капитан знаменитого галеона «Эльдорадо», – шепнул Людвиг. – Лет пятнадцать назад его Чёрная Борода лично резал на мелкие кусочки – выпытывал маршруты испанских королевских галеонов, перевозящих золото и серебро из южно-американских рудников. Потом бедного Рауля Медзоморт-паша подобрал на каком-то крошечном карибском острове, выходил, сюда привёз…

– Начнем заседание! – разнёсся над площадью могучий бас Главного (Егор так и не был уверен до конца, что под чёрным балахоном скрывается дон Сезар, да и голос был каким-то очень, уж, важным, торжественным и пафосным). – Уважаемый мастер Чернильная Душа, как полномочный прокурор вольного и свободного города Сан-Анхелино, огласите, пожалуйста, обвинения!

На помост медленно поднялся высокий и костистый человек в кудрявом рыжем парике (большая редкость для свободолюбивого и безалаберного Сан-Анхелино, особенно учитывая жаркий тропический климат), с несколькими толстыми пергаментными свитками под мышкой.

– Настоящего имени этого англичанина (а может, шотландца или ирландца?) никто точно не знает, – тихонько поведал датчанин. – Около двадцати лет он уже живёт в Сан-Анхелино, старательно пишет историю Карибского моря и его островов…

– Я, Чернильная Душа, полномочный прокурор вольного и свободного города Сан-Анхелино, – прокурорский голос дрожал от нешуточного волнения, – обвиняю этого страшного человека в следующих преступлениях…, – он сделал короткую паузу, разворачивая один из пергаментных свитков (остальные свитки он запихал за обшлаг рукава камзола), и приступил к оглашению перечня…

Чернильная Душа безостановочно, в полной тишине, зачитал – один за другим – все пергаменты, бросая уже прочитанные прямо на помост, себе под ноги. На это у него ушло почти два с половиной часа.

Егор внимательно слушал, ощущая, как его душа покрывается уродливой ледяной коркой, а волосы на голове начинают неприятно шевелиться. Сотни кораблей, разграбленных и пущенных на морское дно, тысячи застреленных и повешенных моряков, зверски изнасилованные женщины, дети, проданные на невольничьи рынки барбаресок, замученные до смерти узники, за которых друзья и родственники не торопились выплатить назначенный выкуп…

«Зверство сплошное, скотство уродливое, мать их всех!», – так и кипел от негодования человеколюбивый и обожающий справедливость внутренний голос. – «А эти мастера художественного слова – из будущих веков – они-то куда смотрели? По их утверждениям, книгам и фильмам получается, что и среди пиратов частенько встречались люди благородные, не чуждые доброты и милосердия… Ложь голимая и наглая!».

После Прокурора выступали многочисленные свидетели и свидетельницы. После их показаний Егора даже слегка замутило, и ему нестерпимо захотелось – лично порубить (порезать, покрошить?) в домашнюю лапшу пару-тройку матёрых и жестокосердных флибустьеров…

Наконец, очевидно, уже изнывая от подступившей дневной жары, Главный предложил высказаться городскому адвокату. Высокий и седобородый господин – самого благородного и благонравного вида – величественно поднялся на помост, держа на вытянутых руках обычную кухонную деревянную доску, на который лежал розовый язык («Похоже, говяжий!», – не преминул отметить внутренний голос), пронзённый острым кинжалом. Седобородый господин – под одобрительные крики зрителей – важно продемонстрировал всем присутствующим дощечку.

– Торжественно извещает судей и почтеннейшую публику, что ему нечего сказать в защиту подсудимого, – скучающим голосом сообщил датчанин и неожиданно предложил: – Сэр Александэр, может, пойдём отсюда, а? Ничего интересного уже не будет. Так, одна сплошная ерунда… А, вот, свободных мест в окрестных кабачках – минут через сорок пять – уже будет не найти… Как же, такой праздник! Предлагаю, прямо сейчас направиться в «Белую ласточку» и занять там самые козырные места. Губернатор и княгиня Александра – после завершения данного спектакля – тоже подойдут туда…

– Высокий Суд удаляется на совещание! – объявил Главный. – Прошу горожан не расходится, через десять минут будет оглашён приговор…

– Ладно, Людвиг, пошли! – решил Егор. – Тут и без нас разберутся …

Когда до дверей трактирчика оставалось метров пятнадцать-двадцать, его нос уловил какой-то очень неприятный запах, и Егор обернулся.

Там, над самым центром города, вверх поднимался столб желто-чёрного, нестерпимо вонючего дыма.

– Жил кровавый Эдвард Теч – как скотина вонючая, и умер[20], насмердев на всю округу, – резюмировал Людвиг Лаудруп. – Ну, командор, пошли? Давай-ка – для начала – по стаканчику ямайского рома…

Глава четырнадцатая Серебряная река и пампа, где иногда постреливают (Исидора Коварубио в юности)