Дни Саманта проводила, штудируя свои записи, ночи – в объятиях Тая, три вечерних часа – в студии, в мучительном напряжении в ожидании звонка от «Джона», втайне желая, чтобы такого звонка не последовало. За рабочим столом в кабинете она, используя информацию о семье Анни Сигер, предоставленную ей Таем, выискивала хоть какие-нибудь детали, которые, будучи оглашенными по радио, могли спровоцировать больной мозг на ответный вызов, побудить «Джона» опять выйти из тени.
Какова мотивация его поступков? Что означают черные очки? Всегда ли он носил их? Следствие ли это какой-то глазной болезни или просто элемент маскировки?
В мозгу Саманты родилась версия.
Она позвонила в полицию, оставила сообщение и почти тотчас удостоилась отклика от озабоченного детектива.
– Говорит Рик Бентс. Вы мне звонили?
– Да. У меня мелькнула идея...
– Не тяните. Выкладывайте.
– С той минуты, как я увидела свой портрет с выколотыми глазами, я начала думать, что в этом есть какой-то особый смысл. Не желание испугать меня, а передать зашифрованное послание, намек на то, что он не хотел или не мог выразить словами.
– Весьма сложно... – заметил Бентс. – Но продолжайте.
– Он не хочет, чтобы я видела его и чтобы я его узнала. Ведь выколотые глаза есть символ чего-то... Не так ли?
– Ну... – Бентс постарался изобразить заинтересованность.
– Возможно, он поступает так бессознательно и, сам того не желая, снабжает нас информацией о себе.
– Какой?
– Обе ваши свидетельницы утверждают, что он был в темных очках даже в ночное время.
– Это так.
– Но для маскировки это уж слишком примитивно. Может быть, он сам прячется за ними, чтобы не видеть при ярком свете того, что он совершает со своими жертвами?
Бентс помолчал, обрабатывая в уме услышанное, потом спросил:
– Получается, ему не нравится то, что он делает? Ведь так выходит по вашей теории?
– Его преследует мысль о покаянии. Сперва я подумала, что он начитанный человек и взял свою терминологию из «Потерянного рая» Джона Мильтона. И даже назвал себя «Джоном» в честь поэта или библейского Джона – Иоанна-Крестителя. А в глубине души он ощущает себя Люцифе-ром, свергнутым с небес и лишенным рая, и хотя винит в этом меня, страдает и от собственной вины.
– Вполне научная теория. Браво! – с иронией заметил Бентс.
– Простите, но таково мое мышление. Я дипломированный психолог.
– Я об этом осведомлен.
– Я пытаюсь использовать свои знания.
«А я – свои», – хотелось сказать Бентсу, но он ограничился краткой благодарностью и пожеланием быть настороже и продолжать исследования тайных мотивов серийного убийцы.
На экстренном совещании по поводу празднования юбилея радиостанции было много споров, но ни одного голоса против перенесения его на более поздний срок. Только место, выбранное Джорджем Ханна для рекламного шоу, вызвало у Элеонор сомнения. И спустя два дня, когда вопреки ее возражениям праздник открылся под грохот дюжины барабанов, она все еще недовольно морщила нос.
Старый новоорлеанский отель, почти развалюха, по ее мнению, не подходил для торжества, а главное, таил в себе множество опасностей. Его замысловатая архитектура, пышный сад, цветочные лабиринты – все представляло соблазн для злоумышленника.
– Все планировалось давно, за полгода. Потрачены огромные деньги. Джордж Ханна скорее вырвет и съест свою печень, чем откажется от аренды отеля. Плату за неустойку он запишет на наш счет, и нам ввек не расплатиться.
Саманта шутила, но ей тоже было тревожно. Высокие пальмы в саду, покачиваясь от ветерка, шевелили гроздьями разноцветных лампочек, манекены, облаченные в костюмы разных эпох, держали на вытянутых руках подносы с напитками. Между пластмассовыми подобиями официантов сновали и живые их коллеги, предлагая гостям бокалы с шампанским, наполняемые из неисчерпаемого источника в виде ледяной скульптуры тритона с эмблемой радиостанции. Звуки джаза лились с балкона, опоясывающего здание старого отеля, где разместились оркестранты.
Джордж Ханна в белом смокинге, сверхэлегантный и излучающий максимум обаяния, появлялся то там, то здесь, наводя необходимый порядок в броуновском движении толпы гостей. Он тут был в своей стихии.
– Этот праздник никак нельзя было отменить или перенести. Джордж готовил его столько месяцев, – поделилась Саманта с Элеонор своим мнением.
– Тогда он мог бы найти для него более достойное место, а не такую развалюху!
Неукротимая негритянка, никак не желающая расслабиться, окинула презрительным взглядом фасад отеля с потемневшими от сырости и времени резными перилами балкона и с облупившейся штукатурной, в спешке закрашенной.
– Я видела, как бригада вчера работала в поте лица и все делала наспех.
Саманта, слушая ее ворчание, вертела головой, пытаясь углядеть в толпе Тая, который обещал непременно явиться, хоть и с некоторым опозданием.
– Этот отель надо было снести еще полвека назад!
– Но он – часть истории Нового Орлеана, – возразила Саманта.