Звучит повсюду голос мой

- Ой, посмотрите на нашу госпожу! Сидит в теплой комнате с мангалом у ног, ест жареный горох с кишмишом и посылает человека узнать слова песни, которую хочет петь! И не думает, что человек занят. Ей-богу, ханум, мне нужно барана разделывать. Пошлите Иси, у него память лучше моей! Пока я дойду, слова все равно забуду, снова придется возвращаться, а баран ждать не будет!

Шахбике-ханум очень хотелось походить на городских аристократок. Ее шею украшало множество золотых ожерелий, среди них странно выделялся пучок засохшей полевой гвоздики, за нитку привязанный к ожерелью.

Время от времени Шахбике вдыхала гвоздичный аромат, поднося пухлую руку с пучком к носу. Золотые украшения перекатывались по ее могучей полной груди, обтянутой шелком. Ханум с притворным гневом накинулась на слугу:

- Ах ты, лентяй! До сих пор не разделал барана? Сейчас же убирайся с моих глаз долой!

Гулу убежал.

Начали собираться гости. Молодые девушки с веселым смехом сбрасывали с себя теплые шали, стряхивали с себя снег. Никого не испугал холод и ветер, никто не захотел отказаться от проводов последней среды года.

- А Гулу, негодник, говорил, что никто не придет в такой холод!

- Да примет аллах твой обет, сестра!

- Поздравляю с наступающим праздником!

- Поздравляю с последней средой года!

- И вас также, да будет принят и ваш обет!

- Помоги аллах!

- Я еще в жизни не видела такого начала весны - снег с дождем!

- Сколько тебе лет, цыпленок? Сколько раз в новый год мы неделями не могли высушить белье?

- Я не цыпленок уже!

- Не обижайся, дурочка, не называть же тебя верблюдихой?

Девушки перебрасывались шутками и шлепками, звенел беспричинный смех. Придирчиво разглядывались праздничные туалеты и прически. Постепенно гостьи заполонили весь дом Шахбике-ханум.

Сегодня мужчин в доме не было. В день весеннего равноденствия 21 марта наступает шиитский мусульманский Новый год - у шиитов новруз-байрам. Мужчины встречали мусульманский Новый год отдельно, в чьем-нибудь доме, откуда жена хозяина пришла на женский праздник к Шахбике-ханум. Мужчины тоже насладятся вкусной едой и игрой в нарды и другие азартные игры. Им не будут мешать женщины. Алияр-бек отправился на свой праздник загодя.

Шахбике-ханум сидела на мягкой подушке на главном месте в комнате, опираясь на многочисленные мутаки. Широкие шелковые юбки, надетые одна поверх другой, не могли скрыть очертаний толстых ног, холмами возвышающихся над тюфяком. Шахбике-ханум опиралась округлыми локтями на колени, подперев пухлыми короткими пальцами подбородок. Пальцы были унизаны золотыми кольцами, блеск драгоценных камней слепил глаза. На полных запястьях позванивали браслеты. Алая шаль с кистями была накинута на плечи.

Гостьи тоже выставили напоказ все свои драгоценности и украшения, щеголяя друг перед другом своими праздничными нарядами.

Шахбике оглядела усевшихся в круг девушек и женщин и открыла праздник:

- Смотрите, негодницы, сегодня ночью никто из нас не должен спать! Будем есть, пить, танцевать и петь. Каждый может делать то, что пожелает! Мужчин дома нет, если не принимать во внимание слуг.

- Э-э-э, кто принимает слугу за мужчину?

- У каждой из нас в доме слуги, ну и что... Раздался дружный смех.

Чеменгюль и Сона расстилали перед женщинами скатерти, обнесли всех водой для мытья рук, потом внесли душистое, тушенное с зеленью мясо. Блюда сменяли одно другое. Раз пять менялись тарелки. Слуги, мужчины и женщины, споро выполняли все приказания хозяйки, следя за тем, чтобы на столе всего было вдоволь. Сона не замечала усталости. Она запоминала обычаи, прежде незнакомые ей.

Наконец скатерти и посуда были убраны. По знаку Шахбике-ханум в центре комнаты появилась одна из служанок, которая заиграла на маленькой гармонике. Гостьи начали танцевать. Слуги столпились в дверях, наблюдая за танцующими. Сона стояла рядом с Чеменгюль. Мелодия напоминала ей былые времена, вернее, увела ее от сегодняшнего дня, от положения служанки, от переживаний и забот, выпавших на ее долю. Она невольно поддалась ритму звучащей мелодии, неосознанно повторяя движения танцующих женщин... "Как хорошо танцуют эти девушки, хоть они и не обучались танцам, как мои подружки Малейка, Иззет, Ниса... Как много людей, чувствующих танец, увлеченных им, о аллах!..." Она запоминала новые для себя движения рук, повороты головы, вибрации плечами, изящные изгибы шеи... Она вспоминала, как Махмуд-ага рассказывал ей, что на свете есть страны, в которых танец считают священным ритуалом. Даже молитву творят в танце, избави аллах! "Почему я не родилась в такой стране, где танцевать можно всегда, где это не является зазорным! Вот если бы наши обычаи переменить на подобные. Неужели когда-нибудь придет время, когда танцовщиц не будут называть "чанги"? Когда их искусство, их труд будет вызывать не ненависть, а уважение? Когда танцовщиц станут принимать за людей, у которых то же сердце, что и у других людей, а может быть, еще более чувствующее... О аллах! Помоги!"