На пустынной дороге он был один... Утомляло ли его одиночество? Пугало? Нет, конечно, нет. Скорее, он любил оставаться один. Неистощимое воображение поэта создавало собеседника, с которым поэт коротал путь... То собеседник возникал из прошлого, то увлекал его в будущее... То воображаемый спутник был другом, то оказывался врагом... И теперь, как всегда, Сеид Азим пустился в путь ради семьи, ради куска хлеба... Тяжелые, утомительные, горькие воспоминания о голодном дне "голодного года"...
... Чтобы отвлечь детей от мысли о еде, Сеид Азим рассказывал им сказки, вспоминал стихи детских лет. Но из его затеи ничего не вышло. Стоило ему прерваться, как дети спрашивали его: "Джейран сказала, что хлеб будет утром. Правда? Хлеб дядя Ширин принесет?" Или обращались прямо к нему: "Хлеб купит Ага? Пойдет и купит?" Старшие были тогда совсем маленькие... "О аллах! Какое страшное несчастье - голод. Не испытывай меня голодом, аллах всемогущий! Я не могу смотреть в лицо голодным малышам, не могу видеть осунувшееся лицо Джейран. Мама прячет глаза от меня, и я готов провалиться сквозь землю..." Он вспомнил давнишний разговор, тихо переговаривались Джейран и Минасолтан:
- Мама, давайте я приготовлю фасоль с тыквой, а если добавить сушеного кизила, будет очень вкусно...
- Нет, детка, - вздохнула Минасолтан, - кизил кислый и вызывает аппетит, дети захотят хлеба... Лучше свари фасоль на воде, а тыкву порежь кусочками и испеки на сковороде без масла. Фасолью они наполнят желудок, а сладкая тыква будет детям вместо лакомства.
"О аллах! Я всю свою жизнь молил тебя не вынуждать просить милостыню. Где же твоя хваленая справедливость? Зачем ты обрекаешь на голод безгрешных детей? Или мою мать, которая ни разу в жизни не пропустила ни одной молитвы? Или Джейран, которая одного за другим вскармливает детей грудью, не пропуская при этом установленных тобою молитв и поста, и каждый раз просит тебя о своих детях: "О аллах! Пожалей моих детей! Пошли им больше хлеба насущного!" Но разве ты ее слушаешь, аллах? Где же твое милосердие? Ты высшая сила, могучая, неодолимая... К кому же мне еще обращаться?.."
Он и не заметил, как завыл, засвистел ветер, точно залаяла стая волков... Поднялся из-за гор смерч, мгновенно смешавший землю с небом, ураганной силой швыряя в лицо снежными хлопьями, все пространство заволокло мраком. Пронизывающий ветер проникал сквозь хорасанский дубленый тулуп и чуху под ним, калмыцкую мохнатую папаху срывало с головы. Папаху подарил шапочник Алигулукиши, бог знает с какой целью, возможно отдавая сеиду узаконенную подачку... Хорошо, что поэт не забыл под модные с недавних пор в этих краях штиблеты натянуть на ноги шерстяные носки, собственноручно связанные и присланные Дастагюль - старшей женой Гаджи Кадыма - хозяина зимовья Белоглан, к которой Ага заезжал по дороге в Арабчелтыкчи... Сеид Азим потуже завязал белый башлык, которым была обернута папаха, подарок родственника из Ягсая, где окончил жизнь покойный дед поэта... Подарки... Подарки...
Он представил себе дом, где Джейран, согревая дыханием замерзшие руки, засыпает в мангал угольную пыль, потому что крупные куски давно сожгли. Ей надо разжечь оставшуюся со вчерашнего дня угольную пыль до того, как проснутся дети, чтобы хоть немного согрелся дом и дети не простудились, потом покормить орущего от голода младенца, потом остальных, потом...
В богатых домах еще с вечера топились жаровни, раскаленные угли источали плотный, дающий постоянное тепло жар. Хозяева, удобно устроившись на тюфячках, подложив под голову мутаки и подушки, грели ноги у мангалов, поставленных под специальные металлические столики, поверх которых натягивали покрывала до самых подбородков. На столиках стояли подносы из меди, прекрасной лагичской работы, наполненные поджаренными зернами пшеницы, кукурузы или гороха, с кишмишом и финиками, ядрышками фундука и грецкого ореха. Слуги подавали чай или жирный с разными приправами плов. Конечно же это были богатые, зажиточные дома. А что сейчас у них дома?..
Когда Минасолтан и Джейран увидели готового к путешествию Сеида Азима, мать задала свой обычный вопрос:
- Куда ты, детка, к добру ли?
Сеид Азим старался не встречаться взглядом с женщинами. Как положено, он вел разговор со старшей из них.
- А что может быть недоброго, будь проклято зло!... Мне необходимо отлучиться...
- Далеко ли, родной?
- Пока еще не знаю точно, мама, если немного задержусь, не волнуйся...
Минасолтан конечно же знала, куда едет сын. Но Джейран устыдилась спросить у мужа, куда он собрался, и потому свекровь подоспела на помощь:
- Хорошо, сынок, поезжай, да принесет тебе аллах удачу...
Как хорошо, что не надо еще раз объяснять, что в путь его гонит страх голода. "Молодец, мама, сама все понимаешь..."
- Будьте здоровы...
- Возвращайся здоровым... - Привычным взмахом она плеснула воду вслед сыну. - Пусть аллах будет с тобой!