Читаем Звук родной струны полностью

О деревенском детстве Мусоргского Стасов писал: «Здесь он провел первые свои десять лет, и на всю жизнь остался под глубочайшим впечатлением той народной жизни, тех сцен и типов, которые окружали его молодость. Большинство лучших его созданий, романсов и оперных сцен воспроизводят народные, по преимуществу крестьянские типы, мотивы и сцены». Это подтверждает и другой исследователь творчества композитора — В. Г. Каратыгин: «По отношению к Мусоргскому невозможно сомневаться, что в развитии его глубокого, почвенного реализма и национализма сыграли огромную роль годы его детства, сплошь протекавшие среди широких просторов Псковской деревни...» И позже многие известные критики, биографы, музыковеды отмечали то же самое, но, к сожалению, об этом периоде жизни Мусоргского не было ни одной публикации. Автор документальной и пока лучшей книги о композиторе «Труды и дни М. П. Мусоргского. Летопись жизни и творчества» А. А. Орлова откровенно признается: «Что мы знаем о детстве Мусоргского — времени, когда складывалась, формировалась личность художника-музыканта? Да почти что ничего...» Попытаемся же воссоздать годы жизни Модеста Мусоргского в Кареве с 1839 по 1849 год, сопоставляя новые архивные находки, воспоминания старожилов, родственников композитора с эпистолярным и литературным наследием Мусоргского и его современников.

Прежде всего заглянем в главный и достоверный справочник — «Исповедные росписи» Одигитриевской церкви. В 1839 году по сельцу Кареву «прописаны» помещик коллежский секретарь Петр Алексеевич Мусоргский, жена его Юлия Ивановна и дети их «Филарет — 3 лет», «Модест — 10 месяцев».

В списке дворовых (а их в маленьком каревском имении было в то время всего 15) на первом месте семья Степана Пахомовича Иванова с женой Федосьей Васильевной и тремя детьми: Феонией, Павлом и Александром (перечень жителей села, сельца или деревни производился, так сказать, сверху вниз, соответственно положению, «чину», начиная с господ и их приближенных). На шестидесятилетнего Степана Пахомовича были возложены обязанности управляющего. В числе избранных он находился и потому, что состоял в родстве с Ириной Егоровной и Петром Алексеевичем — хозяином усадьбы. Степан Пахомович получил прозвище Мороз, и позже его дети станут носить фамилию Морозовы. По наследству перейдет им и должность управляющего. В 1839 году старшему сыну Александру было шестнадцать лет и он числился в господском доме как «дядька» Филарета и Модеста. Через десять лет, когда родители отвезут мальчиков учиться в Петербург в школу гвардейских подпрапорщиков, среди прочей прислуги — горничной, кухарки, кучера — поедут в столицу и сыновья Степана Пахомовича Александр и Павел. Позже, когда братья Мусоргские закончат учебу, Александр Степанович женится на вольной и вернется в Карево.

По «Исповедным росписям» в списках дворовых находим также вдову Татьяну Афанасьевну с двумя детьми — двенадцатилетней Дарьей и годовалым Афанасием — ровесником Модеста. Так как другие молодые женщины с грудным ребенком в «росписях» не значатся, то именно Татьяна Афанасьевна, вероятно, была кормилицей Модеста. Обычно кормилицы становились и нянями, но в последующие годы в числе самых приближенных к Мусоргским дворовых стоит Ксения Семеновна, тоже «вдова», с незаконнорожденным сыном Григорием. Ксении Семеновне было от 55 до 65 лет, и это совпадает с определением Мусоргского «няня... старая».

Татьяна Георгиевна Мусоргская, внучатая племянница композитора, рассказывала, что няня в доме почиталась как равноправный член семьи, «самый верный человек». Она жила рядом с детской, питалась с господского стола и, кроме того, «заведовала» самоваром, который «шумел» почти круглые сутки — в любое время по первому требованию подавался горячий, «с ключа», чай. «Нянюшка умная и хорошая» имела и свой голос, могла не только устроить выволочку детям, но даже отчитать самого барина и «говорила ему на ты». В этой связи интересно мнение академика Д. С. Лихачева об отношении передовых дворян к своим крепостным. Как считает ученый, у господ со слугами и крестьянами нередко устанавливались добрые отношения — это придавало устойчивость быту. Истинные интеллигенты никогда не унижали слабого, не показывали своего превосходства — типичная черта культурного человека.

К няне мы еще вернемся, а пока продолжим знакомство с другими обитателями Карева.

В числе дворовых в те годы — в основном вдовы с детьми: Марфа Ивановна с малолетними Евдокией и Анной; Татьяна Ивановна с детьми Акулиной, Иваном, Захаром и Тимофеем; Наталья Андреевна с детьми Михаилом и Федосьей...

Перейти на страницу:

Похожие книги

The Show Must Go On. Жизнь, смерть и наследие Фредди Меркьюри
The Show Must Go On. Жизнь, смерть и наследие Фредди Меркьюри

Впервые на русском! Самая подробная и откровенная биография легендарного вокалиста группы Queen – Фредди Меркьюри. К премьере фильма «Богемская рапсодия!От прилежного и талантливого школьника до звезды мирового масштаба – в этой книге описан путь одного из самых талантливых музыкантов ХХ века. Детские письма, архивные фотографии и интервью самых близких людей, включая мать Фредди, покажут читателю новую сторону любимого исполнителя. В этой книге переплетены повествования о насыщенной, яркой и такой короткой жизни великого Фредди Меркьюри и болезни, которая его погубила.Фредди Меркьюри – один из самых известных и обожаемых во всем мире рок-вокалистов. Его голос затронул сердца миллионов слушателей, но его судьба известна не многим. От его настоящего имени и места рождения до последних лет жизни, скрытых от глаз прессы.Перед вами самая подробная и откровенная биография великого Фредди Меркьюри. В книге содержится множество ранее неизвестных фактов о жизни певца, его поисках себя и трагической смерти. Десятки интервью с его близкими и фотографии из личного архива семьи Меркьюри помогут читателю проникнуть за кулисы жизни рок-звезды и рассмотреть невероятно талантливого и уязвимого человека за маской сценического образа.

Лэнгторн Марк , Ричардс Мэтт

Музыка / Прочее
Моя жизнь. Том II
Моя жизнь. Том II

«Моя жизнь» Рихарда Вагнера является и ценным документом эпохи, и свидетельством очевидца. Внимание к мелким деталям, описание бытовых подробностей, характеристики многочисленных современников, от соседа-кузнеца или пекаря с параллельной улицы до королевских особ и величайших деятелей искусств своего времени, – это дает возможность увидеть жизнь Европы XIX века во всем ее многообразии. Но, конечно же, на передний план выступает сама фигура гениального композитора, творчество которого поистине раскололо мир надвое: на безоговорочных сторонников Вагнера и столь же безоговорочных его противников. Личность подобного гигантского масштаба неизбежно должна вызывать и у современников, и у потомков самый жгучий интерес.Новое издание мемуаров Вагнера – настоящее событие в культурной жизни России. Перевод 1911–1912 годов подвергнут новой редактуре и сверен с немецким оригиналом с максимальным исправлением всех недочетов и ошибок, а также снабжен подробным справочным аппаратом. Все это делает настоящий двухтомник интересным не только для любителей музыки, но даже для историков.

Рихард Вагнер

Музыка
Путеводитель по оркестру и его задворкам
Путеводитель по оркестру и его задворкам

Эта книга рассказывает про симфонический оркестр и про то, как он устроен, про музыкальные инструменты и людей, которые на них играют. И про тех, кто на них не играет, тоже.Кстати, пусть вас не обманывает внешне добродушное название книги. Это настоящий триллер. Здесь рассказывается о том, как вытягивают жилы, дергают за хвост, натягивают шкуру на котел и мучают детей. Да и взрослых тоже. Поэтому книга под завязку забита сценами насилия. Что никоим образом не исключает бесед о духовном. А это страшно уже само по себе.Но самое ужасное — книга абсолютно правдива. Весь жизненный опыт однозначно и бескомпромиссно говорит о том, что чем точнее в книге изображена жизнь, тем эта книга смешнее.Правду жизни я вам обещаю.

Владимир Александрович Зисман

Биографии и Мемуары / Музыка / Документальное
Бах
Бах

Жизнь великого композитора, называемого еще в XVIII веке святым от музыки, небогата событиями. Вопреки этому, Баху удавалось неоднократно ставить в тупик своих биографов. Некоторые его поступки кажутся удивительно нелогичными. И сам он — такой простой и обыденный, аккуратно ведущий домашнюю бухгалтерию и воспитывающий многочисленных детей — будто ускользает от понимания. Почему именно ему открылись недосягаемые высоты и глубины? Что служило Мастеру камертоном, по которому он выстраивал свои шедевры?Эта книга написана не для профессиональных музыкантов и уж точно — не для баховедов. Наука, изучающая творчество величайшего из композиторов, насчитывает не одну сотню томов. Лучшие из них — на немецком языке. Глупо было бы пытаться соперничать с европейскими исследователями по части эксклюзивности материалов. Такая задача здесь и не ставится. Автору хотелось бы рассказать не только о великом человеке, но и о среде, его взрастившей. О городах, в которых он жил, о людях, оказавших на него влияние, и об интересных особенностях его профессии. Рассказать не абстрактным людям, а своим соотечественникам — любителям музыки, зачастую весьма далеким от контекста западноевропейских духовных традиций.

Анна Михайловна Ветлугина , Марк Лебуше , Сергей Александрович Морозов , Сергей Шустов

Биографии и Мемуары / Музыка / Современная русская и зарубежная проза / Документальное