Звук снега

– Да. Помнишь акварель, которую нарисовал для тебя Мило, когда ты была больна? Он нарисовал свои чувства, как ты его научила. Разглядывая этот листок бумаги, я узнал больше, чем за предыдущие двадцать лет. – Он прикоснулся губами к кончикам ее пальцев. – Разве мог такой недалекий человек, как Лидия, не испытывать чувства ревности, не завидовать тебе, твоей красоте, твоему благородству, твоему врожденному чувству прекрасного? Она была лишь бледным подобием оригинала, моя дорогая, и знала это.

– Я причинила ей боль, Гай, – сдавленно произнесла Джоанна. – Я сделала ей ужасно больно. Страшно представить, что Лидия должна была почувствовать, когда увидела, как Мило побежал не к ней, а ко мне, когда увидела, что ты готов защищать меня от нее, когда ты открыто сказал все, что думаешь о ней. И в последние часы своей жизни она думала о том, что ты оттолкнул ее, потому что хочешь меня. Не из-за этого ли она сделала такую невероятную глупость, из-за которой и погибла?

– Как я уже сказал, Джо, она сама принимала решения, и они не были случайными. Было бы крайне глупо с нашей стороны лишить себя счастья из-за того, что мы сожалеем о смерти Лидии. Кстати, не только себя. Есть еще Мило. Я уж не говорю о слугах. Я никогда не видел так много столь сильно опечаленных людей, когда ты уехала. Вейкфилд нуждается в тебе.

Почувствовавшая вдруг усталость, Джоанна прислонилась затылком к стене.

– Тебе еще предстоит выдержать траур в течение ближайшего года. Я не должна буду находиться поблизости, Гай, иначе не избежать скандала.

– Я не собираюсь вновь погружаться в траур, – сказал Гай. – Одного раза вполне достаточно.

Шокированная Джоанна сердито посмотрела ему в глаза.

– Ты не смеешь так думать! Даже если твое сердце не ощущает горя, ты обязан соблюсти общепринятые правила.

– Я не обязан соблюдать никакие чертовы правила, – сдерживая себя, сказал Гай. – Рэн и Диксон уже положили тело в саркофаг, где, по всеобщему убеждению, оно находится последние семнадцать месяцев. Слуги поклялись хранить тайну. Таким образом, я считаю, в этой истории поставлена точка. Совсем ни к чему позорить Лидию на весь свет, сообщая, как она провела последние семнадцать месяцев своей жизни. Ах да, ты же этого не знаешь. Но я расскажу тебе по дороге домой. – Он на секунду замолчал, положив руки ей на плечи. – Ты же едешь домой?

Аргументов для возражений больше не осталось. Гай со свойственной ему скрупулезностью разобрал все пришедшие ей на ум возражения и опроверг каждое из них. Джоанна обеими руками вытерла заструившиеся из глаз слезы и прямо посмотрела в прекрасные темные глаза, с надеждой глядевшие на нее в ожидании ответа.

– Да, я поеду домой, – произнесла она слегка дрогнувшим голосом, чувствуя, как ее переполняет ощущение счастья, которого она уже не надеялась испытать. Она загадочно улыбнулась и перевела взгляд на свой живот. – Банч очень переживала о том, что я собираюсь растить этого ребенка как итальянца.

Обращенные к ней глаза Гая сверкнули.

– Джо? Джо, радость моя? Ты беременна? – Он вдруг почувствовал, что ему трудно говорить, и провел рукой по глазам. – Почему ты не сказала, когда я спрашивал тебя? – поинтересовался Гривз хрипловатым голосом. – Я молился об этом.

Джоанна прижалась лбом к его груди. Мешало слишком толстое пальто. Она раздвинула его полы, а затем и полы оказавшегося под ним сюртука и наконец услышала, как бьется его сердце. К нему она и прильнула щекой.

– Я не знала, честно, не знала. Твой вопрос заставил меня прислушаться к себе, и только тогда я поняла. Но я решила, что не должна осложнять твою жизнь еще больше, тем более в такой момент, когда тебе предстояло разобраться со всем тем, что на тебя навалилось. Сама мысль о том, что из-за меня на твою голову обрушится еще один скандал, была невыносима. Поэтому я и решила, что самым лучшим будет уехать.

Гай горячо поцеловал ее.

– Не переживай, – сказал он, поднимая голову. – К тому же мы все сможем обсудить в карете, если, конечно, у тебя достаточно сил для путешествия.

Джоанна кивнула и вдруг расплакалась так сильно, что за несколько минут изрядно намочила слезами его сюртук. Гай, замерев, нежно гладил ее по голове, и с каждым прикосновением ей становилось легче.

– Мне намного лучше, спасибо, – сказала она наконец, поднимая голову, и тут же увидела перед глазами приготовленный Гаем носовой платок. Она благодарно улыбнулась. – Я люблю тебя.

– На это я, черт побери, и рассчитывал! – радостно произнес Гай, вытирая ее глаза, нос и щеки. Когда, завершив эту процедуру, он показал ей носовой платок, тот был мокрым насквозь. – Едем, любовь моя. Майлз, наверное, уже заждался.

Этих слов хватило, чтобы Джоанна окончательно отбросила сомнения и начала думать о Вейкфилде. Там действительно ее ждет Майлз. А еще Диксон и Маргарет, Уэнди и Шелли, и Амброз, и Тумсби, конечно. Все эти люди любят ее и нуждаются в ней. А Билл уж позаботится о том, чтобы доставить ее, Гая и Банч побыстрее в целости и сохранности.

Домой. Наконец домой!