Звук воды

Некоторое время назад одной писательнице удалось (задействовав какие-то особые связи) попасть в монастырь, и она написала об этом книгу. Существует также фотоальбом, целиком посвященный монастырю (разрешение на вход было выдано фотографу благодаря покровительству неких влиятельных особ). Тот, кто хочет заглянуть внутрь монастыря, может вполне доверять этим источникам.

Книги предлагают нам знание, набор неких фактов: «В монастыре проживают несколько сотен монахинь. Треть из них поет в хоре: их основное занятие — молитва, отличительная черта одеяния — белые чепцы. Остальные монашки носят коричневые чепцы — это послушницы, они выполняют всю работу в монастыре. Белый цвет символизирует созерцание, коричневый — трудолюбие. Монахини из хора — сущие ангелы. Когда свечи яркими точками загораются одна за другой от огонька, который теплится на конце лучины, они встают в круг и поют простые григорианские гимны на латыни. Облаченные в черные одежды, монахини проходят по начищенным до блеска коридорам в своих деревянных сабо. Холодный, спокойный взгляд. Они почти не говорят, довольствуясь вместо слов бесшумными жестами…». И так далее и тому подобное.

Но и подробности, которыми изобилует книга писательницы, и детали, которые запечатлел на своих снимках фотограф, — они, похоже, не очень-то удовлетворяют тех, кто садится в машину и едет в монастырь, зная заранее, что дальше ворот их не пустят. Иначе зачем бы этим людям приезжать сюда, зачем затевать это безнадежное путешествие?

Стоял июнь. В этих местах, где не бывает затяжных дождей, под ясным печальным небом уже зацвели ландыши.

Время едва перевалило за полдень, когда на дороге, ведущей от города Н. к монастырю, показался небольшой автомобиль. Урча, он начал взбираться на холм. В автомобиле ехали солидного вида джентльмен, одетый, несмотря на летнюю погоду, в черный костюм, и молодой человек в очках, по-видимому исполнявший роль экскурсовода.

Джентльмен в черном выглядел безупречно. Интеллигентный, слегка полноватый, он казался абсолютным безбожником, достаточно было взглянуть на его лицо — лицо человека, спрятавшего свою восточную языческую сущность на самое дно души. Подобный тип людей часто встречается в среде интеллектуальной элиты.

Это был профессор, приехавший в здешние края с лекцией. И именно сейчас, прихватив в качестве сопровождающего бывшего своего ученика, который не так давно получил место в местном университете, профессор направлялся в монастырь.

Ветер наполнял машину неописуемым запахом проплывавшего за окном моря ландышей. Профессор, раздувая ноздри, с шумом втянул крупным носом воздух. Учтивый молодой человек последовал примеру учителя и тоже шумно засопел.

— Ну вот, наконец-то запахло раем, — сказал профессор.

— Этот запах полностью парализует мысли, — сказал ученик.

— Так называемая стимуляция ощущений, — пояснил профессор, — у нас, у мирян, вызывает чувство неудовлетворенности, а в людях верующих пробуждает возвышенную надежду… Посмотри-ка вон туда. — И он указал пальцем на опоясывающий холм высокий забор, сложенный из белого кирпича. В роли гида профессор выглядел очень естественно. — Ну и забор! Вот это я понимаю. Такой, пожалуй, только в тюрьме и увидишь. Наверное, они думают, что за этой стеной можно уберечься от современного мира — мира самолетов и атомных бомб. Впрочем, возможно, это просто идея забора, некий символ. Но к чему тогда вся эта безвкусица? К чему этот прозаический кирпич? Хотя пусть будет кирпич — это ведь не меняет главного. Что там за этим забором? Неужели настоящий сад ангелов, Сад Эдема? Или всего лишь бренный человеческий мир, такой же, как и везде?

Эти глубокомысленные и не лишенные некоторого остроумия вопросы заметно взволновали молодого ученика.

— Так ведь в средневековой Европе все, ну или почти все жили внутри таких вот стен.

— Однако от резни и погромов Европу это не спасло.

— И от эпидемий не спасло. Монастырь, кстати, не скупясь закупает провизию.

— Кажется, тут тоже многие умирают от туберкулеза.

Профессор нахмурился.

— Все это очень подозрительно. Слышишь, очень подозрительно. Католичество порицает суицид, но что есть отказ от достижений современной медицины, как не самое натуральное самоубийство? Наука во что бы то ни стало должна проникнуть внутрь этих стен! А с позиций науки естественная человеческая потребность в информации — в данном случае наше желание попасть внутрь — и гуманизм, то есть желание излечить людей от болезни, — это суть одно и то же.

Пока профессор произносил эту речь, автомобиль остановился на тенистой обочине прямо напротив кирпичного забора.

— Извините, дальше на машине нельзя. Я вас здесь подожду, — сообщил водитель.

Поднимаясь по каменной лестнице, на ступенях которой преломлялись длинные тени деревьев, оба визитера то и дело утирали пот.

— Ох уж эти святые места — без каменной лестницы никогда не обходится!

— Хотя бы в этом Восток и Запад похожи.

— И все для того, чтобы такие атеисты, как мы с тобой, прочувствовали прелести аскезы и самоистязания.