Вновь мира цветность проступала.
Ночь уносила свою тень.
Как сотворения начало —
Рождался новый летний день.
У моря
Когда растает в дымке зной,
Вдоль моря путь, как бесконечность,
Не уходи, побудь со мной,
Здесь каждый миг листает вечность.
Прольётся лета пастораль,
В глаза заглянет юный вечер,
Из бликов сложит вертикаль
Луна по морю нам навстречу.
Всё будет тайною дышать…
И этот миг неповторимый
Сумеет нас с тобой связать
Со всей Вселенной воедино.
Дождь
Дождь задышал в осенней мгле,
Сорвался в бег неровным шагом,
Прошёлся дрожью по земле,
Глазницы луж наполнил влагой.
Сырым плащом упал на плечи,
А в руки – сгорбленным зонтом.
Он отголоском странной речи
Твердил о чём-то о своём.
С ним перешёптывались листья
И вечер тайнами делился,
А мне казалось кто-то в выси
Шептал и плакал и молился.
Из огней выпадаю вагона
И вдыхаю сгустившийся мрак,
Не нарушив извечность законов,
Моя тень повторяет мой шаг.
Затихает на рельсах чечётка,
Темнота поглотила трамвай,
Зацепились глаза за нечёткий
Равнодушного месяца край.
Охватило сомнение странное:
А сейчас ли, а здесь ли живу?
Мимолётное и спонтанное
Ощущение дежавю.
Мальчик
Сквозь дебри пробираемся к Себе.
Кого найдём? Нам мнится – знаем…
Жизнь позади, но страх в груди —
пред нами кто? – не понимаем.
Он зол и груб, он сыт и скуп —
не узнаем его, не знаем…
Но вспомним тяготы пути —
стремились их мы обойти.
В глуши нам мальчик повстречался.
Он слабым был, но не боялся.
Его решили обойти,
он помешал бы нам в пути,
он за спиной у нас остался.
О помощи сдержал он крик.
Был мудр и светел детский лик.
В глаза глядел, но не назвался.
И вот теперь конец пути.
Лес кончился – открылись дали.
Где, мальчик, нам тебя найти?
Что предали тогда, прости —
В тебе Себя мы не узнали
Осень
Сияет осень! Пред красою
я свой восторг не утаю:
я – изумлённою душою
склоняюсь к каждому листу.
В деревьях жёлтых столько света,
что даже в сумерках светло!
Назвать не смею "бабьим летом"
небес тончайшее стекло.
Синь так пронзительна, что радость,
ликуя, ширится в груди!
В такие дни мне ничего не надо,
лишь по шуршащему бы саду,
куда глаза глядят, идти.
Чтоб надышаться там свободой,
покой дать сердцу и уму,
исчезнуть, растворясь в природе,
и тем причастной стать всему.
Вся огненность,
Вся зрелость чувств
До донышка —
Из царского сосуда!
Непревзойдённое
Из всех искусств —
Поры осенней чудо!
Торжественность
И нежность,
Восторг
И красота,
Предчувствие,
Поспешность,
Печаль
И пустота.
Я человек.
И я устал…
Я вроде жил,
а вроде спал.
И я устал —
я человек.
Я всё забыл,
что раньше знал.
Я так устал,
что добрым стал.
И мудрым стал,
как аксакал,
сидящий у подножья скал.
И всё безмолвие ночей
живёт теперь в душе моей.
Вся необъятность бытия
слилась с моим уставшим «я».
Я так устал…
Но не видать конца пути
и надо мне еще идти.
И я – иду!
Чайка Джонатан
Раскинув объятья крыльев,
вдохнув в себя океан,
легче звёздной пыли
скользит в облаках Джонатан.
С небесной низвергнувшись кручи,
взмывает опять – к небесам!
Стрелою вонзается в тучи —
вызов бросает штормам!
Мечты облекая былью,
неведомой силой ведом,
отдавшись восторгу усилья,
покинув и стаю и дом
изгнанник, бесстрашный воин
своё восхожденье творит,
Он – дерзок! Он – смел! Он – спокоен.
Над миром застывшим парит.
Лепечет дождь, пуская пузыри —
мелодию весны разучивает снова.
На ширме туч горит пятно
и видно солнце как бежит из плена.
Растет трава от нот дождя,
касаний молодого солнца.
И мы с тобой вслед за травой
рождаемся в который раз.
Машет небо синим рукавом,
приглашая на прогулку.
Расцвела сирень и
лезет напролом
сквозь заборы переулка.
После благодатности дождей
свежий запах майского озона,
загляделся в лужи воробей —
зачинатель пляжного сезона.
Заломило тучку набекрень
и, другой работы не имея,
солнце светит целый день,
только тени гуще лиловеют.
Звучит торжественная месса.
Аккорды пламенно горят,
Где солнце, падая над лесом,
Свой завершает звукоряд.
Я в миг такой благоговею,
Как в храме огненном стою.
Восторг вбираю, как умею,
И гимны прежние пою!
Долгие выдохи ветра
в проёмы пустынных аллей
гонят дрожащие листья;
чёрен рисунок ветвей,
на паутину похожий;
фонарь – золочёный паук
издали манит прохожих,
тени развесив вокруг.
Дымные в небе клочья
умчали овал луны,
в такие, наверное, ночи
снятся предчувствия-сны.
Мне б пушинкой
взлететь в поднебесье,
чтобы разом оттуда узреть,
как гуляет усталая осень,
рассыпая охапками медь,
как рассеянной ласкою греет
потемневший равнины ковёр
и как ветер, ничуть не робея,
по холмам разбежался в простор.
Уходит осень, как всегда,
в туманах растворяя зыбких
свои янтарные глаза
и свет Джокондовой улыбки.
Чуть постоит в конце двора
озябшей потемневшей вишней
и вновь закончится глава,
где многоточия излишни.
Меняя раненность обличья
На всепрощающий оскал,
Свободный трепет крыльев птичьих
На выси рукотворных скал,
Ты для чего, мой друг, поэтом
Себя с любовию назвал?