Звуки музыки

— Ребенок не родится живым. Надеюсь, это худшее из того, что я могу вам обещать, — он повернулся к Георгу, — я буду готов спасти жизнь матери. Она должна отправиться в постель, оставаться там и соблюдать очень строгую диету, — он начал быстро писать перечень продуктов. — Абсолютный покой, никаких волнений — кровяное давление очень высоко.

На улице я сказала Георгу:

— Я не верю ни одному его слову. Но если тебе так будет спокойней, я буду придерживаться диеты, пока Барбара не родится.

— Но вспомни, это было уже дважды, — Георг выглядел очень обеспокоенным. Увы, это была правда. С тех пор, как в 1931 году родилась Лорли, я лишилась уже двух детей по той же причине — больные почки.

— Хорошо. Я буду делать все так, как сказал доктор: соблюдать покой, придерживаться диеты и так далее. Это все, что мы можем сейчас сделать — кроме молитвы. Ах, Георг, давай особенно сильно просить Бога, чтобы он позволил нам иметь эту малютку — нашу Барбару.

Несмотря на все свои волнения, Георг вынужден был улыбнуться, когда услышал, с какой уверенностью я говорю «Барбара». С того момента, как мы впервые узнали об этом, мы решили, что этот ребенок не должен иметь пяти-шести многочисленных имен, как остальные, а лишь одно единственное: Барбара. Святая Варвара на небесах должна была признать, что Георг выполнил свое старое обещание, и теперь могла посылать в его семью мальчиков.

— А теперь я хотела бы кое-что сделать, — сказала я. — Давай пойдем посмотрим «Дом германского искусства».

Это была новая картинная галерея, лишь недавно открытая в Мюнхене на краю Английского сада, о которой было много разговоров.

Фюрер, так часто удивлявший людей своими новыми талантами, лично принимал участие в выборе картин для выставки. Он также выбирал цвет гераней вокруг здания и произнес речь при открытии галереи, которую, разумеется, передали по радио, и где он утверждал, что в прошлом немцы не делали произведений искусства — пока он не вдохновил их на это. Но теперь они скоро должны стать примером для всех наций.

И мы отправились посмотреть для себя. Эта выставка могла доказать все что угодно, только не то, на что указывал Фюрер. Среди всех этих произведений не было ни одного подлинного выдающегося произведения искусства, но было много картин такой грубой реальности, что сердце мое пронзила боль, когда я увидела один школьный класс за другим, мальчиков и девочек, расхаживающих среди них. (Мы узнали, что посещение этой выставки было обязательным для всех школ). Затем мы отправились к самой знаменитой картине, под которую была отведена целая стена: Фюрер в средневековых доспехах верхом на лошади, с мячом в руке. Проходя мимо этой картины, каждый должен был отдать салют поднятой рукой и восторженно воскликнуть: «Хайль Гитлер!». Георг не захотел проходить мимо; у него больше не было желания смотреть эти шедевры. С него было достаточно. Оглянувшись на меня, — я замешкалась у него за спиной — он сказал нетерпеливо и опасно громко:

— Что ты тут околачиваешься, — пойдем.

Конечно, я вовсе не околачивалась среди картин, но все же кое-что обнаружила.

— Георг, — сказала я, — здесь кое-чем пахнет: сосиски и пиво, — и я вдохнула, тщательно оглядываясь вокруг.

Потом мы увидели указатель «Ресторан». Никогда раньше, ни в одной из знаменитых галерей в Вене, Париже, Лондоне или Риме, мы не сталкивались с такой комбинацией. Впрочем, чуть подумав, можно было понять в чем дело. Ни в Лувре, ни в Музее искусств в Вене, ни в Палаццо Питти во Флоренции, ресторан просто не смог бы зарабатывать деньги, так как произведения Рафаэля, Рембранта, Микеланджело заставляли забыть о голоде и жажде. В «Доме германского искусства» все было иначе.

Сосиски и пиво или чашечка кофе с пирожным были необходимым противоядием к тому, через что вы только что прошли. Мы с благодарностью последовали за запахом и вскоре оказались в очень элегантном, чуть переполненном ресторане. Нас подвели к столику, и очень скоро мы заметили две вещи. Хотя большая комната была полна людей, были слышны лишь приглушенные голоса, все говорили тихо, и никто не курил.

Когда официант подошел к нам за заказом, он прошептал:

— Вы его видели?

— Нет, — ответила я, — кого?

— Посмотрите же! Фюрер! За следующим столом!