Зыбучие пески

У Маркуса была длинная челка, падающая на глаза. В ту же неделю он лишил меня невинности на кровати своих родителей. Это было неплохо, мне было не больно, и я радовалась, что он не заметил, что это был мой первый раз. Когда я позвонила Маркусу домой (он никогда не брал мобильный, и я верила ему, когда он сказал, что не любит пользоваться сотовым), он притворился, что его нет. Трубку взяла мама, и я поняла по ее голосу, как она недовольна его поведением, но я продолжала звонить на домашний и на мобильный, отказывалась поверить, что он не любит меня, я не могла взять себя в руки. Мы с ним спали вместе еще четыре раза на разных вечеринках (обычно это начиналось с его любимого занятия – совместного купания в ванной). Я убеждала себя в том, что раз он говорит, что любит мою грудь, то любит и меня тоже. В последний раз мы лежали поверх покрывала на чьей-то кровати (мы так никогда и не провели ночь в нормальной постели), на часах не было и десяти вечера, и, пока я вытирала живот собственной футболкой, он сообщил, что встречается с Терезой, которую все зовут Тесси. И потому мы не можем «продолжать делать это».

Через два с половиной месяца на вечеринке я встретила девушку с именем, похожим на собачью кличку, и Маркуса, выходящими из ванной. Тесси даже внешне была похожа на коккер-спаниеля. Она была в банном халате, а Маркус по обыкновению голым. Следующего парня я бросила сама. Его звали Оливер. Он сказал, что любит меня (не только мою грудь) уже на четвертый день, я ответила, что он мне нравится, что он чудесный парень, но что мы «не подходим друг другу» (этому я научилась у парней и к тому моменту уже знала, что надо говорить). Он начал названивать мне каждый день, даже трезвым, и каждый вечер присылал смс с пожеланиями доброй ночи.

Мы еще пару месяцев спали, но когда Себастиан появился в отеле, где я работала, все мое прошлое потеряло значение. С ним все было по-другому. Он был началом новой жизни.

Не помню, спрашивала ли я разрешения у родителей остаться с Себастианом в Ницце, но, видимо, да, потому что они принесли с собой новый чемодан (самый дорогой, который мама могла найти) со всеми моими вещами.

На следующее утро я проснулась раньше Себастиана. Я плохо сплю на новом месте. Себастиан спал сном младенца, и я решила его не будить. Поднявшись на палубу, я нашла там Клаеса. Он завтракал, читая шведскую газету.

– Присаживайся, – пригласил он. – Что ты хочешь на завтрак? – спросил он, не отрывая глаз от газеты.

Выпив кофе с круассаном (традиционный завтрак на яхте в Средиземном море), Клаес отложил газету и посмотрел на меня. Не помню, что он спрашивал и спрашивал ли он вообще о чем-то. Мы болтали, и постепенно я расслабилась. Мы так сидели, пока не пришел Себастиан, непричесанный, в одних трусах и белоснежной футболке. Клаес тут же поднялся, взял газету и ушел. Они даже не сказали друг другу «доброе утро». Оставалось семнадцать дней до начала учебного года. Нам с Себастианом предстояло стать одноклассниками. Мы провели на яхте пятнадцать дней и столько же ночей. Мы поплыли на Капри. Море было бирюзового цвета, дул приятный бриз, вечера стояли теплые. Иногда мы бросали якорь прямо в море, спускали моторку и отправлялись плавать с маской, нырять или кататься на водных лыжах. Однажды вертолет отвез нас на гонки «Формула-1» в Монако. Мы стояли прямо рядом с финишной и улыбались друг другу. Я так и не узнала, как называется яхта, хотя помню, что я спрашивала. Капитан Сандро терпеливо отвечал на мои вопросы о местах, которые мы проплывали, а повар Луиджи выучил, что я люблю лимонад, греческий йогурт, круассан и дыню на завтрак, салат с курицей или сыром фета на ланч, и черный кофе без молока и сахара. В спа-отделении рядом со спортзалом и кинозалом играла расслабляющая музыка, и Зое делала мне педикюр и маникюр, массировала меня маслом с запахом зубной пасты и ванили. Она ходила босиком, и я никогда не видела ее нигде, кроме как в спа.

Я обожала эту яхту, обожала всю команду, они радовались встрече со мной, и я поражалась тому, как быстро я привыкла к новой жизни и как естественно было наслаждаться этой роскошью. По вечерам мы ужинали с Клаесом. Это было для него важно, хотя он всегда съедал только одно блюдо и говорил только со мной, задавая много вопросов, а потом уходил в свою каюту. Но все равно отец Себастиана уделял нам внимание, слушал наши разговоры, кивал, когда был в хорошем настроении, рассказывал нам о чем-нибудь.

На пятый или шестой день он пригласил нас в ресторан. Ему предстоял ужин с деловым партнером, и он позвал нас с собой. Мы не стали спрашивать о мотивах, решив, что он хочет сделать встречу менее формальной.

Ресторан находился на скале в горной деревушке неподалеку от Бонифачио. Туда нужно было подниматься пешком. Было уже темно. В гавани стоял фургон, крытый брезентом. Брезент колыхался на ветру. Было тепло, несмотря на то что солнце зашло, и пахло мусором. Деловой партнер, итальянец, говорил с таким сильным акцентом, что его можно было резать ножом. И он был изрядно навеселе.