Зыбучий песок

– Ложь! Грязная, низкая, вонючая, глупая ложь. Неужели ты думаешь, что я не знаю, кто такой Ньютон Сверд? Господи. Да о нем рассказывают анекдоты во всех медицинских коледжах Британии, главный абортмахер Харлей-стрит, пятьсот долларов, и никаких вопросов!

Маска невинности сползла с ее лица. Она стала отодвигаться, словно боялась, что он ее ударит. Потом неуверенно придвинула тяжелый дубовый стул, так, чтобы он оказался между ними, зубы ее выбивали дробь.

– Как, черт подери, ты собиралась это скрыть, если живешь в одном доме с врачом?

Неужели тебе могло прийти в голову, что я не пойму, что ты беременна?

«Не так я собирался начинать разговор о своем ребенке. Я думал, это будет счастьем. Как я мог связать свою жизнь с этой самодовольной, глупой, алчной женщиной?» Он смотрел на нее с холодным гневом, от которого туманились глаза и выступали слезы, и отчетливо читал на ее лице, что она действительно собиралась молчать, пока дело не будет сделано. Она была в таком ужасе, что стояла, намертво вцепившись в спинку стула, словно боясь упасть.

Пол ждал. Через несколько минут она взяла себя в руки, по крайней мере настолько чтобы связно говорить.

– Какого черта ты за мной шпионишь?

– Шпионю?

«Где эти женщины учатся наглости? С детства, наверное. Чопорные няни в белых фартуках бьют их по рукам, если они прохо усваивают урок.» – Господи, Айрис, я хочу быть отцом! Неужели это не вмещается у тебя в голове? Я хочу детей! Это же так естественно, хотеть детей! Люди женятся, чтобы иметь детей!

– Тебе легко говорить! Мужчины не рожают!

– Если ты так боишься родов, то тебе надо лечиться!

– Чем ты и занимаешься всю эту проклятую неделю! Это не дом, это психушка. Ты не можешь оставить в покое свои врачебные замашки и вести себя, как нормальный муж!

– А как, по-твоему, должен вести себя нормальный муж, если жена у него за спиной выспрашивает у своих испорченных подруг адрес абортмахера?

– А с чего, черт подери, ты взял, что это твой ребенок?

Вырвавшись почти на визге, эти слова заполнили воздух, как угарный газ.

Только поймав их эхо, Айрис поняла, что она только что сказала. Руки ее так сильно сжали спинку стула, что от них отлила вся кровь, оставив кожу сухой и бледной, как пергамент; ее била дрожь, рот стал двигаться вверх-вниз, так что зубы беспрестанно ударялись в ярко-красную нижнюю губу, единственными цветными пятнами на ее лице остались губная помада и тушь для ресниц. Потом веки опустились, словно занавес, призванный скрыть от нее этот чудовищный мир.

Наконец, платину прорвало, и хлынули слезы. Она заморгала и, спотыкаясь, бросилась к лестнице, а Пол остался стоять посреди комнаты с идиотским видом, складывая и раскладывая листок с телефоном Сверда, словно руки его жили отдельной от него жизнью.

– Но мне же все равно, – услышал он собственный голос, и затем, когда не дождался ни единого звука в ответ, повторил громко, на весь дом: – Мне все равно, глупая женщина. Мне: все: равно!

29

Наверху раздался тяжелый звук: Айрис бросилась на кровать – обычное свое убежище от ссор. Пол стоял, держась рукой за перила и чувствовал, как ярость выходит из него, не оставляя после себя ничего, кроме гулкой пустоты.

Дрожащими руками он достал сигарету и, когда, наконец, сунул ее в рот, понял, почему это движение оказалось для него таким сложным: пальцы по-прежнему сжимали обрывок бумаги с телефоном Сверда. Сознавая театральность жеста, он скомкал листок и бросил его на горячие угли. Он задымился. Потом он зажег сигарету и размешал остатки записки среди золы.

«Что делать, если она будет настаивать? Я не умею угрожать. Я могу сказать, что если она это сделает, я сообщу в ГМС и в полицию, а что толку? Что может сделать Пол Фидлер против знаменитого Ньютона Сверда и его карманных психиатров, которые тут же напишут, что ребенок нанесет «непоправимый ущерб здоровью матери».» Он глубоко вдохнул дым, дотягивая сигарету почти до фильтра.

«Это будет основанием для развода: Но я не хочу развода. Если кто-то спросит, почему, я вряд ли смогу объяснить, – очевидно, я просто не хочу опять заниматься тем, что положено пылким юношам: ухаживать, производить впечатление, преодолевать сопротивление…» С этого момента мысли его потеряли связь со словами. Он стоял, ни о чем не думая и не сводя глаз с огня, пока сигарета не начала жечь пальцы; затем повернулся и стал медленно подниматься по лестнице, сгорбившись, словно под тяжестью невидимого груза.

Айрис лежала, уткнувшись лицом в подушку и глухо стонала. Он сел рядом и попытался взять ее за руку, но она резко ее отдернула.

Он уставился в пространство перед собой. Через некоторое время, как он и предполагал, она успокоилась и украдкой бросила на него взгляд, надеясь, что он не заметит.

– Айрис?

– Оставь меня в покое!

«Чтобы потом ты обвинила меня в бессердечии. Нет уж, спасибо.» Испугавшись собственного цинизма, Пол проговорил:

– Айрис, пожалуйста.

– Отстань, – процедила она скрвзь зубы.

– Постарайся понять. Мы же договаривались, когда женились, правда?