Зыбучий песок

Пол все еше помогал ему раз в неделю в Бликхемской клинике, но предложение проводить приемы во время его отсутствия, оброненное как–то Элсопом, так и осталось пустым звуком, не породив конкретных планов своего воплощения.

«Наверное, я его разочаловал. Но тут он не одинок. Родители, жена, да и я сам вполне могли бы составить ему компанию.» Как бы то ни было, встретил его Элсоп довольно приветливо и махнул рукой в сторону единственного в полупустом кабинете кресла.

— Дайте мне, пожалуйста, все это сюда, — попросил он. На кушетке рядом с Полом лежала внушительная груда папок. — Как дела, молодой коллега?

«Сказать или нет? Все равно это уже не секрет. Только он не любит неудачников, а человек, у которого рушится брак, уже наполовину неудачник.» — Так себе. Наверное, это погода меня угнетает. Я начинаю понимать, почему пик суицидов приходится на март.

— Ну, вам же не семнадцать лет, — проворчал Элсоп, бегло просматривая блокнот с выписками из историй болезней. — Ваша жена все еще в отъезде?

— Да.

— Возможно, это дополнительный фактор. Я не захожу так далеко, как этот швед, который считает беспорядочность связей профилактикой правонарушений, но и не сомневаюсь в терапевтическом значении регулярного оргазма. — Элсоп усмехнулся. — Ваш друг Бакшад, кажется, это хорошо усвоил. Я встретил его вчера вечером в Бликхеме, если не ошибаюсь, с двенадцатой по счету девушкой с тех пор, как он здесь появился.

С трудом сдерживаясь, Пол чувствовал, как в нем поднимается волна ярости пополам с горечью.

«Терапевтическое значение оргазма! Очень хочется выплеснуть ему всю правду, а потом посмотреть на его физиономию.» Но пока решение не было принято, Элсоп продолжал:

— Говорят, вы наступили на хвост какой–то местной шишке?

Пол нахмурился.

— Миссис Веденхол, мировой судья! Кто вам сказал, доктор Холинхед?

— Конечно.

— Мне казалось, что я вполне понятно ему все объяснил. Но, видимо, я говорил недостаточно громко, и он не услышал.

— Ну, мне–то не надо так громко. — Элсоп посмотрел Полу в глаза. — Только честно, не возражаете, если я буду говорить прямо?

— Нет, конечно, — пробормотал Пол.

— Мне кажется, вы слишком увлекаетесь. Плохо. Нельзя так. Если вы будете отождесталять себя с этими несчастными, то очень скоро станете одним из них. Вы ведь проходили когда–то курс психотерапии, верно?

— Да, курс анализа, — ответил Пол и добавил обычную свою легенду. — Я думал, это самый простой способ взглянуть на психиатрию глазами пациента.

— Да. — Элсоп медленно кивнул и снова протянул: — Да-а: Ладно, нет ничего стыдного в перенапряжении. Это не самая легкая больница для работы, даже при ее размерах. И будет чертовски глупо, если вы позволите себе сломаться под таким ерундовым давлением, как Чент. Поэтому поберегите себя, пока не поздно.

«Как? Водить дружбу с Холинхедом и лизать ему ботинки? Послать к черту Айрис?» — Однако, — сменил тон Холинхед, — у нас на сегодня слишком плотный график, чтобы заниматься здоровьем врачей. Я просил включить в список миссис Ченсери, а вы этого не сделали.

— Простите, — стал оправдываться Пол. — Совсем вылетело из головы.

— Как говорил папа Фрейд: — Элсоп нарисовал на бумаге большую жирную стрелку, меняя очередность пациентов. — Ченсери вам не нравится как женщина. Мне тоже, но я не забываю это контролировать. А что еще за Арчин?

— Увас должен быть о ней отчет. Мы подобрали ее вчера ночью. Экстренный случай.

Элсоп перелистал бумаги.

— Нету. Наверно Холинхед все еще на нем сидит. Много кровавых деталей?

Я заметил, что чем необычнее случай, тем больше нужно времени, чтобы отцепить от него вашего начальника.

«Ну и как я должен на это реагировать? Как на панибратство или понимать, что ты выше Холинхеда? С тобой–то все в порядке, а со мной?» Пол как можно короче пересказал вчерашнюю историю.

— И у вас это вызывает недоумение, — прокомментировал Элсоп. — Я удивлен.

Женский эксгибиционизм встречается реже, чем мужской, потому что у него есть… гм… институциализированный выход, стриптиз, например, но он существует, и для подобных случаев есть вполне когерентный диагноз. Я бы выдвинул гипотезу о чрезвычайно напряженном детстве и запретах, связанных с обнажением тела, в результате чего, — он изобразил пантомиму, скомкав лист бумаги, — личность не выдержала давления. Вы давали ей транквилизаторы?

— Нет, я вообше не давал ей лекарств.

— Терапевтический нигилизм давно вышел из моды, мой юный коллега! Я когда–то работал под началом врача, который страдал этим недугом, но был уверен, что он последний из динозавров. Почему?

— Ну… — Пол помолчал, подбирая слова. — Она вела себя слишком спокойно, я бы так сказал.

— Не считая того, что за час перед этим сломала руку взрослому мужчине.

Вы говорите, она весьма миниатюрна. Да, но черная вдова тоже не огромный монстр, однако я не стал бы держать ее в качестве домашнего животного.

«Ради Бога, оставь свой сарказм!» — А как быть с сегодняшним утром? Я ни разу не слышал, чтобы при истерической афазии пациент просил врача научить его английскому языку.

Впрочем, я и так уверен, что у нее не афазия.