Зыбучий песок

— Ох, перестань! — сказал Мирза. Коса остановила свое качание, и он осторожно потрогал ее, словно проверяя остроту лезвия. — Гротеск, да, но роскошный, тем не менее. Он кого они?

— Понятия не имею.

Мирза пододвинул коробку и принялся рыться в стружках.

— Должна быть записка. Ага, вот она. И ключ от часов заодно.

Он протянул Полу сложенный вдвое листок бледно–розовой бумаги с написанными на нем несколькими строками. Пол с содроганием прочел:

«Когда я увидел эти часы, я сразу вспомнил о тебе и подумал, что так и не выразил как следует свою благодарность. Надеюсь, они дошли в целости и сохранности. Я звонил позавчера в больницу, но они не говорят, где ты. С наилучшими пожеланиями — Морис.» «Нет! Только не это!» — Завод на восемь дней, судя по тому, что написано на циферблате, — удовлетворенно доложил Мирза, закрывая стекло часов. Коса возобновила свое безумное движение.

— Замолчи, — сказал Пол.

Мирза отпрянул.

— Прости, — вымолвил он наконец. — Я думал, это просто шутка. Что случилось?

Пол смял сигарету в пепельнице.

— Это прислал человек, которого я надеялся никогда больше не видеть и не слышать, — его зовут Морис Дукинс. Один из моих первых пациентов.

Посещал терапевтическую группу, которую я вел. Классический маниакально–депрессивный психоз, прогноз: гм: неопределенный. У него образовалась совершенно фантастическая сублимация, он зафиксировался на мне, и это стало абсолютно невыносимо.

— Гомосексуализм?

— Как у знаменитого мускатного ореха. Только отягощенный комплексом вины. Его не тянуло к тем, кто мог ответить ему взаимностью — только тогда, когда у него не было никаких шансов.

— Бедняга, — сочувственно проговорил Мирза. — Чем же все кончилось?

— Я старался не обращать внимания, и он показывал неплохие результаты.

Нам удалось сгладить его цикл, и целых три месяца о нем ничего не было слышно. Затем случился какой–то кризис в делах — он вдвоем с партнером торгует антиквариатом, — и все началось сначала. Узнали мы об этом по подарку, который он прислал мне вдруг ни стого, ни с сего. Как этот.

Только тогда было зеркало.

Он беспомощно развел руками.

— Потом пошли телефонные звонки, и в один прекрасный вечер мы с Айрис возвращались из театра и нашли его у себя под дверью. Мы тогда привели его в чувство, но это оказалось лишь интерлюдия, и потом, Господи, Боже мой, все повторилось опять.

— Что он прислал тебе во второй раз?

— Черт бы драл, что тут смешного! — рявкнул Пол.

— Прости, ничего. — Мирза опустил глаза и принялся разглядывать свои пальцы. — Ты думаешь, он найдет тебя в Ченте? Наверняка на твоей прежней работе у людей хватит ума не говорить, куда ты уехал.

Пол замялся.

— Дело в том, — сказал он наконец, — что он знает нескольких друзей Айрис. Если захочет, он меня вычислит.

«Но это не все, что он знает. Будь он проклят.» — Если ты не возражаешь, — продолжал Пол, — я выясню, кто сейчас его лечащий врач, и предупрежу. — Он потянулся к телефону.

— Похоже на превентивный удар, — сочувственно проговорил Мирза и вышел из кабинета.

Дожидаясь, пока его соединят с Лондоном, Пол дрожащими руками зажег новую сигарету. Идиотские часы насмехались над ним своим лысым черепом; он смотрел на них и не видел. Сознание его затопляло видение неминуемой катастрофы, худшей из всех, которые могли ему представиться.

«Кто, черт бы вас всех побрал, внушил мне мысль раскрыть Морису свою тайну?

Уговоры, увещевания: «Это может случиться с кем угодно, это даже случилось со мной.» А потом выворачиваться наизнанку, держать его подальше от Айрис, чтобы он, не дай Бог, не проболтался. Если она узнает сейчас: Я почти слышу, как она говорит, что не хочет моего ребенка, потому что у него будет плохая наследственность. Это был срыв от переутомления, а не органический психоз, но она не станет ничего слушать. Нужно было признаваться пять лет назад. Я сам вырыл себе могилу: Нет. Никаких могил.

Нерожденных детей не хоронят в могилах.

Их просто выбрасывают.»

После разговора с бывшим коллегой, который вел сейчас Мориса, Пол еще минут десять сидел, перемалывая в голове мрачные перспективы, пока не сообразил, что скоро на ежедневную беседу должны привести Арчин, а он совершенно к ней не готов. Чувствуя себя виноватым, он сделал то, что в последний раз позволял себе только когда Айрис уехала к Парсонсам, и он вдруг решил, что она может остаться там навсегда.

Он спустился в аптечку и в раздумье остановился у полки с транквилизаторами.

Фармацевт возился с бумагами в другом конце комнаты. Наконец, Пол остановился на довольно безобидном средстве — нескольких капсулах либриума в уродских черно–зеленых оболочках. Богатая давнишняя практика научила его глотать лекарства без воды, что он немедленно и сделал.

Ожидая, когда вернется назад проглоченный пузырь воздуха, он разглядывал длинный ряд коробочек, склянок и пакетиков.