Его любовь больная, это одержимость мною. Он делает мои фото, заставляет ходить на свидания с ним, а я мечтаю забыть свою жизнь как страшный сон и начать всё заново, с чистого листа, с отметки нулевой километр.
Варвара Лунная , Светлана Багрянцева
Хочешь попасть в другой мир, выйти замуж за палача, стать мачехой троих замечательных девочек и в конце-концов обрести свое счастье? Тогда бросай вязанье и дуй с подружкой на вечеринку в модный клуб! Главное ничего не бойся, не робей и верь в себя!
Алена Некрасова , Янина Веселова
Жанр рассказа имеет в исландской литературе многовековую историю. Развиваясь в русле современных литературных течений, исландская новелла остается в то же время глубоко самобытной. Сборник знакомит с произведениями как признанных мастеров, уже известных советскому читателю — Халлдора Лакснесса, Оулавюра Й. Сигурдссона, Якобины Сигурдардоттир, — так и те, кто вошел в литературу за последнее девятилетие, — Вестейдна Лудвиксона, Валдис Оускардоттир и др.
Якобина Сигурдардоттир
Сюжет повести «Песнь одного дня» составляет рассказ об одном дне обитателей одного дома где-то на окраине Рейкьявика. Писательница приоткрывает завесу над жизнью очень обыкновенных, рядовых людей, которых она хорошо знает, а главное, любит. Повесть «Петля» — история пожилого уборщика помещений на огромном заводе, излагаемая им самим. Это рассказ о том, как он постепенно все больше запутывался, как один компромисс влек за собой другой и как из обыкновенного человека с естественным, казалось бы, стремлением добиться элементарных жизненных благ он превратился в подлеца.
«Веселый солдат» — одно из произведений военного цикла Виктора Петровича Астафьева. Впервые была опубликована в журнале "Новый Мир", № 5, 6 1998.Название повести — не констатация факта и не ирония: автор акцентирует внимание читателя на «обыденной» солдатской жизни, отнюдь не веселой, как не мог быть "веселыми" тяжелый военный быт, жизнь и смерть, трагичность и величие судеб человеческих. Они, «веселые солдаты», воевали и гибли за свою стану. Но достойно ли их памяти то, что свершается сегодня их потомками? Неравнодушный, думающий человек, крещенный фронтом, писатель-гражданин повествует без прикрас о жизни солдат, высказывая, порой, жесткое, нелицеприятное мнение вопреки привычному славословию. Ничего не забыл рядовой Виктор Астафьев за десятилетия, минувшие после окончания Великой Отечественной войны!В зрелые годы, пору подведения «итогов», переосмысливая события жизни, Виктор Петрович, отринув иллюзии и мифы о войне, повел читателя по дорогам фронтового лихолетья, вспоминая о том, как было, что он сам видел и перечувствовал, чем переболела его душа.Это повесть о русском характере в различных его проявлениях.Эта повесть о рядовых бойцах и командирах, о женщинах на войне и в тылу.О том, как лечился солдат и как женился: "Служил солдат четыре года и холостым побыл четыре дни".Победный для страны и народа, сорок пятый год, однако, обернулся бесприютностью, неустроенностью для тех, у кого не осталось семьи. Вчерашний солдат был нужен фронту, а после демобилизации? Прослуживший четыре года, молодой мужчина не имел «мирной» профессии. Как жить теперь? Бездомным? Больным? Калекам?Дорога домой у победителей оказалась тяжелая: "...противно все это не только вновь переживать, но даже и на бумаге описывать". Повесть "Веселый солдат" по праву вошла в число наиболее достойных произведений, как военной прозы, так и русской литературы 20-го века.Великая книга о Великой войне, написанная ее очевидцем и участником, — своего рода свидетельские показания о войне рядового бойца, изложенные великим русским Писателем и Гражданином. Помнил солдат Виктор Астафьев войну, видел Виктор Петрович, какой стала жизнь послевоенная, мирная. И печалился:"– Эх-эх-хо-хо! Вымирают лучшие… вымирают… А может, их выбивают, а? Худшие лучших, а? Чего ж с державой-то будет?.."
Виктор Петрович Астафьев
В сборник включены циклы рассказов «Прохор XVII и другие», «У крутого яра» и повести: «В камышах», «Белый Бим Черное ухо». из сети
Гавриил Николаевич Троепольский
В книгу включены две повести известного прозаика, классика современной венгерской литературы Тибора Дери (1894–1977). Обе повести широко известны в Венгрии. «Ники» — согретая мягким лиризмом история собаки и ее хозяина в светлую и вместе с тем тягостную пору трудового энтузиазма и грубых беззаконий в Венгрии конца 40-х — начала 50-х гг. В «Воображаемом репортаже об одном американском поп-фестивале» рассказывается о молодежи, которая ищет спасения от разобщенности, отчуждения и отчаяния в наркотиках, в «масс-культуре», дающих, однако, только мнимое забвение, губящих свои жертвы. Символический подтекст повести — предупреждение о грозящей героям и всему человечеству моральной деградации, которую несут многие ложные ценности и приманки современного общества потребления.
Тибор Дери
пїЅпїЅпїЅ, пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ, пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ, пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ.
пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ
Много людей знает историю Мальчика-Который-Выжил от "мамы" Роулинг и сотни, если не тысячи ее вариаций в виде фанфиков. Но что мы знаем о той вселенной? Кто, например, мог быть родственником Лили Эванс? И что будет, если в этот мир попадёт толика логики? Нет, конечно, не в таком объеме, как "Методы рационального мышления", но все же, если Поттера будут обучать магии с самого рождения? А преподавательский состав будет заниматься прямыми обязанностями, но при этом канон будет двигаться ровно по накатанной стезе? Хотя кого я обманываю? Рояли, сюжетные дыры и авторский произвол однозначно будут. Примечания автора: Попытка переиначить всю историю Поттера на свой вкус.
Александр Иванов
Андрей Алексеевич Молчанов
Эльфенок Кантариэль ищет возможности проявить себя, совершив нечто героическое. Но дружба с такой напарницей это уже героизм. И вообще - что же такое это хваленое геройство?
Генрих Эдуардович Маринычев
Молодой зельевар Аларик получил лицензию, а в месте с ней и работу в деревне Междулесье. Полный мечтаний и надежд, он приезжает в деревню, однако местные жители не рады его видеть. Что с этим делать? Как быть? И как себя вести? Молодому Аларику придется найти ответы на все эти вопросы и сделать нужные выводы. Закончено.
Пряный густой аромат тундры вобрал в себя тысячеверстые просторы. Вдохнешь — замирает сердце, как перед прыжком в неизвестность. Даже когда придышишься и привыкнешь. А сейчас, после долгого сидения в душном городе, переворачивается что-то в груди, вызывает в памяти давнее. Иван Павлович ушел в воспоминания, пробужденные этим настоем багульника, березы и болотных трав.
Николай Владимирович Димчевский
«Калитка в синеву» (1967) – первая книга прозы Николая Димчевского (1926–2002), русского писателя и поэта второй половины ХХ века. Эта маленькая повесть – зарисовки писателя о нелегком пути изыскателей, первопроходцев Сибири, которые первыми определяют, где появятся новые города, электростанции, места разработки новых месторождений. По человеческим качествам и проявлениям герои Димчевского современны, хотя они из другого времени – обычные люди, которые служат избранному делу. А властелин всего – природа этого сурового края. Как точно, с какой любовью пишет автор: «Ангара снова метнула свои голубые полотнища». «Плавно качаются отроги Саян». «А внизу Енисей отсвечивает бледным малахитом». «О щуках, глядящих ледяными глазами, об осетрах, царственно парящих в прозрачной воде, о суете рыбной мелочи в теплых заводях, о медленных улитках на сочных стеблях, расчесанных течением». Николай Владимирович Димчевский автор книг прозы: «Июль на краю света» (1970), «Летний снег по склонам» (1977), «Вечное чудодейство» (1981), «В пору скошенных трав» (1990), «Фантом столетия» (2010) и нескольких книг стихов.
Хребет подходил здесь к самой реке. Мертвые горы — под облака. Облака светились красным. Горы были цветом как медь. Ни пятна лишайника, ни травинки — обветренный камень от берега до неба. Ни намека на жилье, на след человека. Будто это раскаленные угли в закатном горне, где все сгорело, расплавилось, утекло в стальную реку. Но в одном месте след человека все же был… Из-за речной дуги, там, наверху, вывернулась округлая, похожая на башню скала, приросшая к вершине хребта. У ее подножия — гигантская осыпь. И на осыпи — обломки самолета: искореженные крылья, куски фюзеляжа, отвалившийся хвост. Самолет разбился лет пять назад, зимой — во время тумана врезался в скалу.
«Осень! Осень!.. Как сейчас вижу эти однокрасочные мрачные дни, в которых как бы несётся тревога с хмурого утра до тёмной неприветливой ночи. Для меня – всё в ней скорбно! Вот стою у окна своей детской, оглядываю длинный, широкий двор и чувствую печаль и в ветре и в дожде, и кажется, что непроницаемые тучи не то стоят, не то движутся покорно терпеливо, словно труднобольные. Отовсюду мне слышатся вздыхания, ропот. Струи дождя, точно длинные змеи, падают во двор, расползаются по земле, бьют голубей на голубятне…»
Семен Соломонович Юшкевич
«Море уже было близко: мы были у преддверия труда. Народу становилось всё больше. Мастеровые, рабочие, чернорабочие подёнщики – суетились повсюду, каждый занятый своим делом, и дело подвигалось, несмотря на горячее пылавшее солнце, которое невыносимо жгло. Потом мы вдруг попали в полосу адского стука, шедшего из здания, где чинились пароходы, и нам казалось, что ради шутки сотни мальчиков бьют молотками по железным листам. Навстречу нам плелись биндюги, нагруженные камнем, и подле них, босые, с расстёгнутыми воротами рубах, шли погонщики, опустив глаза. Чуть быстрее бежали повозки с пшеницей, и их с криком догоняли извозчики. Справа и слева поднимались горы леса, кирпича, угля, а торговцы под зонтиками лениво дремали поджидая покупателей…»
«Мы становимся невидимыми, но я всё-таки со страху оглядываюсь и держу Колю крепко за руку. Заяц, потеряв следы, вдруг выскочил на дорогу, стал её обнюхивать и, не находя нас, скрылся в чаще деревьев. Вот и конец леса… Перед нами широкая, безбрежная равнина, поросшая высокой и густой травой. Воздух не прозрачный, а голубоватый, и птицы, летающие в нём, тоже голубые. Я вскрикиваю от восторга. В левой стороне, совсем уже близко, лежит та цепь гор, которая видна с нашей площадки, и Коля указывает мне на таинственный белый домик…»
«С утра начался дождь, и напрасно я умолял небо сжалиться над нами. Тучи были толстые, свинцовые, рыхлые, и не могли не пролиться. Ветра не было. В детской, несмотря на утро, держалась темнота. Углы казались синими от теней, и в синеве этой ползали и слабо перелетали больные мухи. Коля с палочкой в руке, похожий на волшебника, стоял подле стенной карты, изукрашенной по краям моими рисунками, и говорил однообразным голосом…»
«Теперь наступила нелепость, бестолковость… Какой-то вихрь и страсть! Всё в восторге, как будто я мчался к чему-то прекрасному, страшно желанному, и хотел продлить путь, чтобы дольше упиться наслаждением, я как во сне делал всё неважное, что от меня требовали, и истинно жил лишь мыслью об Алёше. По целым часам я разговаривал с Колей о Настеньке с таким жаром, будто и в самом деле любил её, – может быть и любил: разве я понимал, что со мной происходит?»
«Перед нами стоял оборванный, босой мальчик, поразительно худой, но чистенький, с удивительно нежным лицом, заострённым книзу. У него были большие чёрные глаза с длинными ресницами. Губы были бескровны, а цвет всего лица напоминал свежий воск. Всего же удивительнее в нём был его голос…»
«Странный Мальчик медленно повернул голову, будто она была теперь так тяжела, что не поддавалась его усилиям. Глаза были полузакрыты. Что-то блаженное неземное лежало в его улыбке…»
«Что-то новое, никогда неизведанное, переживал я в это время. Странная грусть, неясный страх волновали мою душу; ночью мне снились дурные сны, – а днём, на горе, уединившись, я плакал подолгу. Вечера холодные и неуютные, с уродливыми тенями, были невыносимы и давили, как кошмар. Какие-то долгие разговоры доносились из столовой, где сидели отец, мать, бабушка, и голоса их казались чужими; бесшумно, как призрак, ступала Маша, и звуки от её босых ног по полу казались тайной и пугали…»
Повесть для детей младшего школьного возраста
Василий Степанович Клёпов
«Я вздрогнул. Красный Монах?!. Так вот почему это имя с ужасом произносилось в нашем царстве. Никто не видел этой злой силы, но всякий знал о её существовании. Каждый день сотни людей исчезали из нашего царства, и никогда нельзя было открыть, кто их уносил… Учитель знал и молчал…»
«Жестокое наказание, которому мы подверглись, было скоро забыто. И я, и Коля после примирения простили отцу, Стёпе и даже злому мельнику – и опять зажили прежней жизнью, полной для нас интереса даже в трудные минуты. Совершенному забвению помогло ещё то обстоятельство, что отец прохворал несколько дней после происшедшего с нами, и страх матери, не отходившей от него, заразительно подействовал и на нас. В эти дни мы гораздо реже выходили из дома и, подчинившись общему настроению, разговаривали шёпотом, ходили на цыпочках и больше просиживали в своей комнате, со страхом спрашивая себя, – чем всё это кончится…»
«Как забрызганные кровью виднеются вдали вишнёвые деревья и так необычно красивы своими ветвями, ушедшими вширь. Внизу, из длинного ряда кустов, лукаво выглядывает твёрдый крыжовник зелёными глазами своими и как бы вытягивается, чтобы дать себя отведать. Бежит смородина мимо взора, собравшись в миниатюрные кисти красного винограда, и руки невольно сами тянутся к ней…»
Историческая повесть для юношества. XVII век в Москве
Татьяна Александровна Богданович
Повесть «Жизнь Эрнста Шаталова» — о мужественном молодом человеке, который, несмотря на жестокую болезнь, жил полнокровной жизнью и был полезен окружающим. Рассказы — о молодежи, осваивающей целину.
Владимир Ильич Амлинский
Повесть «Коммунист» была опубликована в журнале «Новый мир» в январе 2018-го и вошла в лонг-лист премии «Большая книга — 2018».
Александр Молчанов
Вы никогда не задумывались о том, что события мелкие и незначительные, которые и событиями-то назвать язык не поворачивается - вдруг оказываются важными и, можно даже сказать, судьбоносными? В конце декабря прошлого года я встретила на улице Борьку Маркина. Разве это событие? Разумеется, нет. Подумаешь, бывший одноклассник, с которым мы, после окончания школы и виделись-то всего пару раз, заметил меня на улице и окликнул. И то, что я села к нему в машину, тоже, согласитесь, на событие не тянет. Вполне естественно, что старый приятель предложил подвезти меня до дома. Естественно и то, что по дороге мы болтали.
Ирина Михайловна Комарова