Елена Некрасова — автор пяти книг прозы, финалист премии «Русский Букер» (роман «Щукинск и города»), художник, режиссер-документалист.Тихую и размеренную жизнь русской деревни нарушает приезд двух братьев маленького роста. Необычный вид чужаков настораживает местных. Но еще больше они удивились бы, узнав, что в телах «лилипутов» скрываются аты — представители древней цивилизации, обладающие сверхъестественными способностями. Аты — наблюдатели, им запрещено вмешиваться в жизнь людей. И правильно: не сдержавшись, герои инициируют события, которые уже не в силах контролировать…
Джи Майк , Елена Анатольевна Некрасова , Майк Гелприн , Майк Джи
Братки свято верят – свои не оставят в беде. Хотя они не знают, что такое дружба. Ведь они живут по законам стаи – нападают всем скопом на одиночек и добивают своего, если он слаб. «Списать» жертву, «замочить» конкурента, «развести» лоха – для них повседневная и тяжелая работа. Но за «удовольствия» надо платить, а плата для всех одна – смерть…
Александр Игоревич Зимнухов , Данила Викторович Шумков , Джин Вулф , Джин Родман Вулф , Майк Джи
10 место Мини-Прозы 15. Опубликован в журнале "Полдень XXI век" N8, 2009 и в журнале "Чайка" N14 и N15, 2009.
Майк Гелприн , Майк Джи , Марина Леонидовна Ясинская
Майк Гелприн , Майк Джи
Капитан Старков оглядел добровольцев. Двенадцать человек, смертников.
Майк Джи
«Прищурив и без того узкие недобрые глаза, Китаец тщательно перетасовал колоду. Завершил тасовку залихватской врезкой и размашистым полукругом двинул колоду по столу Гнилому – подснять. Продемонстрировав фиксатый, траченный кариесом оскал, Гнилой выполнил съем, по-жигански чиркнул спичкой о ноготь, поднес прикурить Ершу и прикурил сам…»
Майк Гелприн , Майк Джи , Майкл Гелприн
— Встань и иди, — произнёс я.Эти слова сын божий сказал первому из нас, Вечному жиду-1, Агасферу, ремесленнику из Йерушалайма.Лет через пятьдесят, семьдесят, а может быть, через сто, Джозеф Перкинс скажет эти слова своему преемнику, Вечному жиду-38.
«Рыжий Фишел, внук старого шойхета Ицхака, прибежал, едва я открыл лавку.– Шолом, дядя Эфраим, – поздоровался Фишел, не успев даже отдышаться. – Ой, дядя Эфраим, к тебе там из самого Йерушалайма приехали.Сначала я подумал, что приехала Гита, и обрадовался, и хотел немедленно бежать ей навстречу, моей младшенькой, ягодке моей. Но потом сообразил, что Гита приедет только на рош-ходеш, первый день месяца адар. И огорчился, и едва не расплакался, потому что до рош-ходеша оставалось еще три дня, мне ли о том не знать, когда каждое утро я дни эти считал. Так я рыжему внуку старого Ицхака и сказал…»
«Майор Самохин затянулся по последнему разу, протянул остаток беломорины.– Кури, – сказал он. – Ах да, ты же не куришь. Так что, Цукерторт, сделаешь?Арон Григорьевич, подслеповато щурясь, принялся вновь рассматривать фотографии. Девочка была хороша. Чудо как хороша была девочка. Идеальной формы лицо, глаза огромные, чёрные, улыбка такая, что… Чтоб он так жил, какая улыбка. И льняная коса, длиннющая, до земли. Снегурочка, чистая Снегурочка, кто бы мог подумать, что дочка этого шмака…»
Владимир Пилюков , Давид Владимирович Чумертов , Джи Майк , Майк Джи , Марина Орлова
На космодроме многотысячные толпы, полиция оттесняет зевак за спешно выставленный барьер. К нам, впрочем, это не относится. Мы не зеваки или, вернее, не вполне. Мы — сотрудники «Земзвёзда», единственной организации на Земле, ведающей космическими полётами за пределы Солнечной. Так что мы — изнутри барьера и находимся на космодроме по долгу службы. Хотя именно без нас троих здесь прекрасно бы обошлись.
Майор Самохин затянулся по последнему разу, протянул остаток беломорины. — Кури, — сказал он. — Ах да, ты же не куришь. Так что, Цукерторт, сделаешь?
Прищурив и без того узкие недобрые глаза, Китаец тщательно перетасовал колоду. Завершил тасовку залихватской врезкой и размашистым полукругом двинул колоду по столу Гнилому – подснять. Продемонстрировав фиксатый, траченный кариесом оскал, Гнилой выполнил съём, по-жигански чиркнул спичкой о ноготь, поднёс прикурить Ершу и прикурил сам.
Перед последним гиперпрыжком Карло сказал, что не прочь пару суток побездельничать. Антон был против и принялся спорить, в результате сошлись на двадцати четырёх часах.
Женщине на вид около сорока, возможно, чуть больше. Ощутимо нервничает, такие вещи мы определяем сразу. И даже не по резкому подёргиванию уголков рта и не по дрожи в пальцах, а скорее по исходящим от неё флюидам. Делаю приглашающий жест, одновременно кивая на кресло.
О том, что в крепость прибыли миротворцы, я узнала от старшей сестры...
В марте это случилось, в марте. Во вторник. Четверть века прошло, и сейчас снова март, и сквозь прорехи в памяти утекли сотни людей и тысячи событий, а тот день помню, словно вчера.
Рыжий Фишел, внук старого шойхета Ицхака, прибежал, едва я открыл лавку. — Шолом, дядя Эфраим, — поздоровался Фишел, не успев даже отдышаться. — Ой, дядя Эфраим, к тебе там из Йерушалайма приехали.
Без одной минуты семь дневальный вывалился из казармы на свет божий. На ходу натягивая рукавицы, потрусил на центральный плац. Матерясь, отодрал от земли вмёрзшую в грунт за ночь арматурину. Примерился и с оттяжкой ввалил по рельсу.
Стэнли Гриввз был похож на Санта Клауса. На эдакого ленивого щекастого толстячка с наливным брюшком и доброжелательным взглядом упрятанных под кустистые седые брови круглых, небесно-голубого цвета глазок. Словом, выглядел Гриввз как типичный добряк-дедушка, благодушный и безобидный старикан.
По утрам у меня сеанс связи с Карлом. Его координаты –300/800/-400, если считать за начало координат положение моего носителя. А если перевести с языка геометрии на родной мой литовский, то Карл летит в трехстах километрах левее меня, на восемьсот выше и на четыреста позади. Эти четыреста означают, что он проживёт на пару мгновений дольше.
Вечером, едва развели костёр, Стивенс в очередной раз сказал, что они — кретины. — Три кретина и идиотка, — уточнил Стивенс. — Прости, что помянул в мужском роде, — обернулся он к Доре.
Я познакомился с ней в электричке. Нет, не так, мы не знакомились, мы просто узнали друг друга. Мне не объяснить, а вы не поймёте, мы всегда узнаём друг друга сразу. Просто так это бывает — узнаём. И проходим мимо.
«Сандро, дорогой, как ты? Глория уже совсем взрослая и так похожа на тебя. Ей вчера сделал предложение Диего Альварес, помнишь, внук старого Хозе, мясника. Она просит твоего благословения. Пиши обязательно. Скучаем по тебе, ждём. Твоя Долорес».
Первым, что увидел Валька, очнувшись, был дом. Огромный, высоченный и широченный, простирающийся в стороны и вверх, насколько хватал глаз. С полминуты Валька ошарашено смотрел на него, пытаясь сообразить, откуда здесь дом, почему именно дом, почему именно здесь, и вообще какого чёрта. Сообразить упорно не получалось. Тогда Валька закрыл глаза и принялся уговаривать себя, что спит.
— Встань и иди, — произнёс я. Эти слова сын божий сказал первому из нас, Вечному жиду-1, Агасферу, ремесленнику из Йерушалайма. Лет через пятьдесят, семьдесят, а может быть, через сто, Джозеф Перкинс скажет эти слова своему преемнику, Вечному жиду-38.