- Согласен, и всё же, Кузьмич, - не унимался я, опасаясь, что разговор уйдёт от интересующей меня конкретики в трясину рассуждений о смысле бытия и там, как всегда, завязнет, - сам-то что думаешь, как ваш, этот проныра председатель, всё про меня разнюхал, утоли любопытство?

- А чего тут думать: Груня моя, наверное, по своей бабьей натуре у магазина или ещё где растрепала, аль внученька по-детски чего ляпнула – сам же слышал, как она вчера «инджинер» из под стола, проказница эдакая, мяукала, - улыбнулся дед, - ну и понеслось из уст в уста, из окон в ворота.

- Гм…вроде, логично, но уж больно быстро у вас новости расходятся, - ответил я нарочито буднично и как будто что бы только поддержать пустяшный разговор.

- Обыкновенно расходятся, как и везде в деревнях - со средней скоростью перемещения старух, а тебя, походу, наш Бориска очумелый до печёнок пронял; да и он, как в воду опущенный мне встретился – ни разу его таким не видел: небось, полаялись в кузнеце? – вопросительно прокашлял егерь, как обычно хитро прищурившись.

- От тебя, Кузьмич, как от хорошего психолога, ничего не скрыть: насквозь видишь: был грех – поцапались, всё настроение мне ваш хам испортил.

- Да уж, скользкий тип: он и раньше-то был ни то ни сё, а как, лет пять тому назад, в председатели пролез - совсем совесть вместе с головой потерял: ты бы, Федь, держался бы этого чёрта подальше - от таких вот гнилых людишек любой пакости можно ожидать…

- Не боись, дядя Ваня, и не таких на место ставил: где залезет там и слезет, - неожиданно для самого себя жёстко и даже зло, что со мной вообще редко случается, - ответил я.

- Ну и хорошо коли так – моё стариковское дело предупредить, а то в своё время этот прыщ всё к Надьке клеился, так насилу отбились: прилип, как, понимаешь, банный лист к заднице, пока она в Москву не уехала… Если б не этот козёл, может дочка и с нами жить осталась. Уж десять лет прошло, а он до сих пор в ёе строну, гад, не ровно дышит, так и ходит на четвёртом десятке холостой.

- Любит, наверное, раз ещё не женат? – без задней мысли спросил я.

- А хоть бы и так! – возбудился Кузьмич, - но только, Федь, без взаимности, какая к лешему любовь – шиш ему без масла, сморчку такому, а не Надьку - вот домой придём я тебе её фотку покажу - сам всё поймёшь; она, хоть и не путёвая и характер колючий, но красавица, каких ещё поискать надо. Пусть Бориска и неказист и мелок с виду – мужику наружность, как говорится, особенно и не к чему, - слюбится, стерпится – лишь бы человеком был, если уж на то пошло. Так ведь и тут – беда: душонка-то крысиная – за копейку мать, прости Господи, удавит. Мало того: всем, сволочь, исподтишка гадит: в открытую боится, гнида: у нас народ простой - в лоб сразу окрестят. В общем, порядочная дрянь, а не человек.

«Прям Шекспировские страсти тут у вас», - хотел я уже сказать, как вдруг на нас из калитки - мы тем временем уже подошли к дому Кузьмича - выскочила Машенька с надувными шариками, и бросилась на шею к деду, радостно прервав вечернюю тишину высокой, как соловушка, трелью своего озорного голоска:

- Маменька приехала, маменька приехала!

- О как! Помяни блоху – она тут как тут наскоку, когда ж это мама твоя приехала? – спросил внученьку дедушка.

- После спокойной ночи малыши: пойдём скорее, я тебе мишку косолапого покажу! – изо всех сил тянула Машенька деда к дому.

- Да тише ты, егоза, руку оторвешь - идём уже… вот сейчас, Фёдор Фомич, ты сам увидишь Наденьку мою непутёвую воочию - никаких фотографий ненужно.

Мы вошли на крылечко, где за самоваром рядом с Аграфеной Петровной сидела необыкновенной красоты молодая женщина. Хотите - верьте, а хотите - нет, Командор, но я был до самого последнего нейрона отвечающего за высокие чувства, потрясен увиденным совершенством черт её лица, бездонной глубиной и неописуемой чистоте изумрудно зелёных глаз, дивными кружевами золотых локонов её волос и вообще той удивительной гармонией, которая она олицетворяла собой. Знаете, у землян есть такое понятие как любовь с первого взгляда, так вот я, - вы уж простите меня в очередной раз, - в нарушении всех инструкций ВВС втюрился в Надежду, что называется, по уши. Вы должны меня понять ведь сердцу не прикажешь. Помните как на вашем 80-летнем юбилее, когда официальные лица уже расползлись кто куда, с избытком перебрав вашей несравненной леивки, вы поведали узкому кругу своих оставшихся друзей, к коим по счастью был причислен и я, трогательную историю первой любви.