- Хорошо коли так, а то у нас такие колдобины, что не приведи Господь: так, бывает об ухаб, приложишься, что даже имя своё забываешь, а железо, что песок сыпется: на мой уазик без слёз не взглянешь, как ещё ездит – ума не приложу, - удовлетворился моим ответом Кузьмич.

- И со светом, блин, ни чёрта не видно! - перебил нас раздосадованный голос Петра, по пояс нырнувшего с фонариком в яму, которого братья своими мощными руками, как стапелями, удерживали за ноги, – только одна вонища аж глаза режет…

- Это что… - поучительно заметил Кузьмич, основательно принюхиваясь, - хорошо что, не кабаниха с выводком тут заседал – вот тогда бы мы всласть надышались…

- Кабаниху или ещё какой-нибудь сюрприз в этом духе, после бесцеремонного медведя я не перенесу – это уж слишком на одну яму, - хотел я сказать про себя, но отчего-то произнёс вслух.

- Два раза в одну воронку снаряд не ложится: не боись, Фёдор Фомич, - прорвёмся, - вновь по-молодецки, с удалью и немного бравурно заключил Кузьмич, - начнём что ли?!

- Да, товарищи, время не ждёт, - ухватился я за спасительное предложение и, первым, взяв лопату, начал рьяно срезать дёрн с краёв импровизированной берлоги, на дне которой одиноко покоилась моя родная и такая несчастная «малютка».

Однако молчаливые братья-близнецы, засучив рукава, вгрызлись шанцевым инструментом в грунт так, что вместе с землёй поочередно выбрасывали из ямы меня, Петра и даже Кузьмича; и если бы мы не мешались бы им под ногами – уверен, что раскопки прошли бы минут на сорок быстрее. И, тем не менее, часа через три из глубины раздался долгожданный металлический скрежет лопаты Василия о корпус «малютки» - «слава Великой Бесконечности - хоть тут без сюрпризов – не упёрли» - отлегло у меня от сердца. Я, конечно же, в этот ужасный сценарий до конца не верил, но чёрт его знает, что можно ожидать на чужой планете всего на четвёртый день пребывания.

- Стойте, стахановцы! – едва не взвыл я, будто по мне прошёлся штык лопаты, а не по непробиваемому в принципе аппарату.

Братья синхронно остановили раскопки и освободили мне место (хотя благодаря их усилиям его было уже предостаточно) для непосредственно визуального первичного осмотра.

- Вроде всё цело, - выдохнул я, давая себе отчёт в том, что только в более или менее нормальных условиях кузницы я смогу достоверно определить наличие или отсутствие серьёзных повреждений «малютки».

- Ну, что, Фёдор Фомич – тогда выкатываем, из печки твой колобок?! – пошутил, находящийся в великолепном расположении духа, Кузьмич.

- Давайте, ребята, на раз-два-три… взяли! – скомандовал я, и, мы, раскачав полуторатонную сферу, исключительно усилием братьев-богатырей в минуту выкатили её на подготовленную площадку, на которой уже лежала развёрнутая сетка-авоська.

- Впечатляет!!! – восхитился Ломакин, - если б не знал кто вы, Фёдор Фомич, то подумал что это реальное НЛО.

- Ну, в общем, Петь, ты где-то и прав, - немного смутился я, и, вдруг, не без гордости, добавил, – аппарат же секретный и уникальный, единственный в своём классе на Земле.

И все, с ещё большим пристрастием, которое и так было на пределе человеческого любопытства, начали рассматривать довольно среднюю по характеристикам пилотируемую одноместную модель для планетарных исследований ВВС.

- Фёдор Фомич, а внутрь можно залезть? – загорался, как всегда огнём познания, Ломакин.

- Всему своё время, Петь, может, и покажу вам, братцы, в качестве исключения секретные достижения науки и техники, за неоценимую помощь государству.

- Тогда я побежал за вертолётом?! – опередил он мой следующий приказ, что бы максимально приблизить себя к новой заветной мечте – любой ценой попасть внутрь самого мощного на Земле пилотируемого космического аппарата.

- Валяй, Пётр, только особенно не спеши, что бы дыхание не сбить – времени у нас с запасом и главное - при взлёте-посадке максимальная осторожность; с Богом! - перекрестил я его вслед, так как он, гонимый природной любознательностью, уже направил себя к кузнице.

Но не успели мы толком подручными средствами очистить оболочку «малютки» и пару раз перекурить, как над нами послышался нарастающий шум лопастей, который впрочем, по уровню был не больше чем, если бы, вдруг, включив форсаж, с десяток небезызвестных маленьких, весёлых шведских Карлсонов исполнили знаменитую мёртвую петлю легендарного русского лётчика Нестерова.

- Ишь ты, никак Петька!? – первым отреагировал ушлый Кузьмич, и мы все задрали головы, где в лучах золотого солнца, на фоне безупречно синего неба, сверкая и преломляясь, зависло чудо техники – гибрид последней свежести автомобиля «Запорожец» и трактора «Беларусь» способный вопреки законам аэродинамики вполне сносно преодолевать воздушное пространство и притяжение Земли.

- Он, родимый! – не без гордости подтвердил я, увидев как, через отсутствующее лобовое стекло ручной сборки вертолёта, свисала взъёрошенная голова Ломакина и что-то безуспешно нам пыталась поведать.