Раньше мне уже доводилось встречаться с различными украшательствами. В основном это была бездарная самодеятельность, уродующая прекрасный в своей лаконичности облик оружия. Вот довоенные мастера, те знали своё дело. Однажды, помню, приволок с обнесённой хаты ИЖ-54. Ружьишко-то простенькое, но какая отделка! Любо-дорого посмотреть. Видимо индивидуальный заказ. Серийные пятьдесятчетвёртые отделывались грубовато, а у самых дешёвых и без того убогая гравировка на колодке заменялась штамповкой. Здесь же чувствовалась рука настоящего художника. Резьба на ложе и прикладе, изображающая сцены волчьей охоты, даже будучи слегка подпорчена, производила сильное впечатление. Я, хоть и противник всяческих изъёбств на тему «не как у всех», до сих пор с удовольствием вспоминаю тот ИЖак.

Здешние «украшения» по своим художественным достоинствам на произведения искусства, конечно, не тянули, но и бездарными назвать их язык не поворачивался. Тем более что они выполняли скорее ритуальную, нежели эстетическую функцию. Уж больно много там было крестообразных узоров и стилизованных текстов. О чём в них говорилось, я не понимал, да и не особо разберёшь издали, а в руки оружие мне давать отказывались категорически. И вовсе не из опасений, что пальну. Расспросив Варю, я выяснил, что тамошние фанатики питают болезненную привязанность к своим стволам. До того болезненную, что едва не дрочат на них. Впрочем, последнему обстоятельству я бы и не удивился. Особенно после того, как узнал, что каждому автомату, пулемёту здесь на полном серьёзе дают имя. Чёрт, так и вижу бородатого святошу нежно поглаживающего шомполом канал автоматного ствола и шепчущего с придыханием в экстрактор: «Да, Люся, да, милая». Ясно, что при подобном раскладе лапать свои дражайшие волыны чужаку никто не даст. Это я ещё могу понять. Но делать из железки предмет культа… Хотя, молятся же крашеным доскам.

Утром двадцать второго дня моего пребывания в обители, сразу после медосмотра проведённого бабой-танком, я был вызван к отцу Пантелеймону.

— Проходи, садись, — махнул он рукой, не отрывая взгляда от книги.

Обстановка в занимаемой настоятелем комнате на втором этаже храма была до того аскетична, что я не сразу обнаружил куда тут можно сесть. Стены из голого проконопаченного паклей бруса, скромная без излишеств мебель, по самому минимуму, да две иконы — вот и всё «убранство».

— Прасковья сказала, что здоровье твоё в порядке, — продолжил настоятель, когда я опустил седалище на табуретку. — А значит, причин находится здесь, у тебя более нет. Завтра в шесть утра машину отправлю в Арзамас. Поедешь. Но прежде разговор у меня к тебе будет.

— Слушаю.

Пантелеймон отложил книгу, снял очки, и наконец-то перевёл взгляд на меня.

— Ты — парень не глупый, потому обойдёмся без предисловий. Мне нужен свой человек в Арзамасе. Ничего особенного от тебя пока не требуется, лишь глаза и уши.

— Обычно просят голову, — попытался я сострить, но безуспешно.

— Сбор информации — это твоя задача, — невозмутимо пояснил настоятель. — Хочу знать обо всём, что происходит в городе и окрестностях.

— Понимаю. А взамен?

Старик усмехнулся и выложил на стол золотой.

— Будешь получать раз в месяц.

Я взял монету и, попробовав на зуб, сунул в карман.

— Только информация?

— Если потребуется что-то ещё, я сообщу. По рукам?

Один золотой — это в полтора раза больше, чем я получил за предпоследний заказ. А его не назовёшь лёгкой прогулкой. Здесь же мне предлагали заняться тем, что я и так делал ежедневно — держать глаза и уши открытыми, фильтруя трёп на предмет ценной инфы. Отказываться от солидной прибавки к скромному ежемесячному доходу было бы глупо. С другой стороны я прекрасно понимал — за одну только информацию столько не башляют, и «что-то ещё» обязательно потребуется. Но разве это повод для переживаний?

— По рукам.

Следующим утром мне вручили изъятые вещи, адрес связного, пароль-отзыв, и без лишних разговоров отправили в Арзамас.

Удивительное дело — за прошедший месяц я успел соскучиться по Валету. Кто бы мог подумать. Старый говнюк занял место в моём сердце. Эта мысль веселила меня всю дорогу от западных окраин до дома. Не терпелось поскорее увидеться с единственным родным человеком. Как он меня встретит? Что скажет? Небось, похоронил уже, а тут — раз! Ебать! Счастье-то какое. Только бы замки не сменил.

Повезло, ключ без проблем вошёл в скважину и повернулся, приведя в движение диски. На замках мой «родной человек» никогда не экономил. С таким механизмом возни будь здоров, вплоть до высверливания. Что ж, раз не сменил, значит, не ждёт.

— Фара! Где, бля, шляешься?! — Валет стоял посреди комнаты в одних трусах и с половой тряпкой в руке, злой как чёрт, но при моём появлении выражение его лица резко изменилось. — Ты?

Трудно придумать вопрос глупее. На какой ответ можно рассчитывать, задавая его? Вот и я не нашёлся, что сказать. Да это было и ни к чему. Думаю, Валет всё понял.

— Сучёнок, — он бросил тряпку, расправил плечи и усмехнулся.