Заставь повторить такое на суше — ни за что не осилю. А в болоте — поди ж ты — акробат херов. До тропки, правда, не долетел, шмякнулся всем прикладом в воду, но уже неглубокую. А может только показалось, что неглубокую. Вылетел-то я оттуда будто из кипятка, времени мерить не было. АПБ в руке, «калаш» на шее, чудом не потерял. А вокруг снова никого, только Восток хрипит, увязнув. На бурой ряске красные разводы. То ли о валежник поранился, то ли приложила его «жаба» как следует. Да что ж за чертовщина? Нет, так не годится. Это я охотник. Я загоняю дичь. И в её шкуру ты меня не упрячешь.

— Выходи, тварь. Пора за конину рассчитаться.

Тишина.

— Поиграть вздумал, засранец? Ладно, поиграем.

Давно не испытывал этого чувства, когда холодок бежит по спине, а потроха сжимаются в предчувствии неизбежного. Прямо как в детстве.

Жили-были два соседа,
Два соседа-людоеда.
Людоед, людоед,
Пригласи-ка на обед.
На обед попасть не худо,
Сдохни, мать твою, паскуда!

Рыщущий по болоту ствол АПБ задрался вверх, выпустив короткую очередь под чуть шевельнувшуюся корягу, туда, где ряска лежала не столь плотным слоем. На чёрной воде взвились несколько фонтанчиков, а вслед за ними тухлая болотная жижа буквально взорвалась. Из-под коряги выскочило нечто белёсое, и, взметая облака брызг, кинулось в мою сторону.

Ухватив левой рукой АПБ за глушитель, я вдавил спусковой крючок. Пистолет за секунду сожрал оставшиеся в магазине «маслята» и разинул дымящуюся пасть патронника.

Белёсая тварь, получив пригоршню свинца, споткнулась и упала на четвереньки в трёх шагах от меня.

Не дожидаясь, когда эта зараза соберётся силами для последнего прыжка, я бросил опустевший пистолет и прыгнул сам.

Клинок вошёл в жилистую шею под прямым углом, и вышел, оставив борозду вспоротой от горла до правого уха плоти. Голова твари, отклонилась влево, разошедшееся мясо чавкнуло, выдав с последним ударом сердца алую струю.

Я огляделся в поисках новых гостей — вроде тихо. Подобрал брошенный АПБ, сменил магазин и вернулся к трофею.

То, что это не жаба, можно констатировать с уверенностью. Но и от человека там осталось мало. Тварь ростом метра полтора, никакой одежды, коренастая, сутулая, с короткими ногами, заканчивающимися здоровенной лапой, размера эдак сорок седьмого. Между пальцами что-то вроде зачаточных перепонок, ногти сильно утолщённые, загибаются вниз крючком. Ручищи чуть не до земли, мощные, узловатые. Кисть вроде человеческой, но тоже с перепонками, как на ногах, и когти опять же. По всему телу — где реже, где гуще — рыжая шерсть. И кожа конопатая, прямо как у той тощенькой шлюшки, что я последнее время облюбовал, забредая на огонёк «Загнанной кобылы» в краткие моменты отдыха. Правда, у здешней мрази конопушки смотрелись не столь симпатично, да и рожей не вышла — нос мясистый, большеротая, с водянистыми широко разнесенными глазами на выкате и крохотными ушными раковинами по бокам широкого приплюснутого черепа с пологим лбом. Ох, страшна сука.

Принимая во внимание столь ярко выраженный звероподобный облик твари, я был немало удивлён, обнаружив рядом с трупом дубину, утыканную ржавыми гвоздями и острыми обрезками жести.

Восток тем временем погружался всё глубже в трясину, отчаянно пытаясь удержать морду над болотом, вращал вытаращенными от ужаса глазами и фыркал. Бедная скотина.

Я подошёл ближе, поставил переводчик огня на одиночные и прицелился.

— Извини, дружище. Мне тебя не вытянуть.

Пуля легла точно в ухо. Конская голова качнулась и через считанные секунды исчезла под пузырящейся красновато-чёрной водой.

Жаль. Хороший был коняга, привязался я к нему, хоть и знакомы недолго. Мало о каких потерях мне жалеть приходилось, а вот, поди ж ты, даже сердце ёкнуло. Но горевать времени нет. Вряд ли эта рыжая тварь тут одна такая. Не удивлюсь, если петушкинцев её сородичи перебили, а потом и сами передохли без доступной жратвы. Но, передохли или нет, а мне одному и пары-тройки выживших хватить за глаза, если одновременно с разных сторон зайдут. Поохотиться-то они, как видно, не дураки. Надо уходить, да пошустрее.

Я был метрах в ста от ближайшей пятиэтажки, когда шум дождя и мерное шлёпанье подошв по грязи заглушила автоматная очередь. К первому стрелку тут же присоединились ещё два. Сначала били короткими, прицельно. Но уже секунд через десять начался шквальный огонь. Автоматную песню подхватил ПКМ. Одна за другой ухнули две гранаты.

Вот тебе и «передохли».

Первая пришедшая в голову идея — съебаться по-добру, по-здорову — существовала там не долго. Для пересмотра только что разработанного гениального плана оказалось достаточным кинуть взгляд назад. Грохот стрельбы привлёк не только моё внимание. Из болота, в дождевой пелене, поднимались всё новые и новые фигуры. Будто призраки. Светлые пятна на тёмном, кладбищенско-мрачном фоне. Десятки пятен.

— Чтоб тебя!