Что ж, ещё один шажок к призрачной цели. Следующий — Петушки. Городок с весёлым названием и совсем невесёлой репутацией. Никогда прежде там не бывал, но наслышан. И слухи эти меня здорово тревожат. Меня — того, кто вырос в пристанище греха и мерзости, того, кто якшается с людоедами, работорговцами, мародёрами и вероотступниками, того, кто отправил в ад сотню ублюдков, треть — ещё при жизни. Но предстоящий визит в Петушки меня почти пугал.

Судя по размеру шрифта и кружочка на моей карте, до войны Петушки могли похвастать населением тысяч в двадцать. Из немногочисленных предприятий самым жизнеспособным оказался маслосырзавод, до последнего работавший на сырье, производимом местными фермами. По слухам, петушкинцы, как и все, медленно вымирая, прожили в своём городе ещё три с лишним десятка лет, прежде чем… исчезнуть. Да, вымирание деревень, посёлков и небольших городков — дело обычное, но так, чтобы в один день… До Владимира — ближайшего крупного соседа — от Петушков шестьдесят километров. Связь между ними поддерживалась постоянно, в том числе и радиосвязь. А тут вдруг — бац. Ни слуху, ни духу. Потом якобы бродяги рассказывали, что видели на дороге и в лесу, недалеко от города, сотни свежих человеческих костей с обрывками одежды, россыпи гильз и странные зарубки на деревьях, в виде ни то пятерни, ни то восходящего солнца. Те смельчаки, что рискнул пойти дальше, уже ничего добавить не смогли, так как больше их никто не встречал. А ещё через некоторое время по Владимиру и окрестностям поползли слухи о чудовищных тварях, обосновавшихся в Петушках. Вариантов, разумеется, было огромное множество — от полудиких кочевых племён с севера, до лишённых рассудка и человеческого облика выродков, пришедших аж из радиоактивной пустыни, ранее известной как Европа. Напоминает сказку об обитателях арзамасского топливного хранилища. Масштаб другой, мотивы те же. Пустая страшилка? Может быть. Вот только вестей из Петушков за последние два десятка лет так и не пришло, как и смельчаков туда отправлявшихся.

За Лакинском дорога, ранее имевшая хоть чуть-чуть, но пользуемый вид, с каждым пройденным километром всё больше превращалась в широкую лесную тропу. Через несколько часов пути уже ничто не напоминало об асфальтовом полотне трассы М7. Оно полностью заросло землёй, а ту, в свою очередь, покрывала сохнущая трава с единственным различимым следом проехавшей недавно телеги.

Муромские сосновые леса постепенно сменились лиственными, точнее — голыми, с редким вкраплением тёмных, едва не до черноты, елей, в окружении громадных лип, ясеней и дубов. Паутина ветвей здесь до того плотная, что даже без листвы даёт тень не хуже чем в сосновом бору. Молодняку не просто выжить в тёмном подлеске, он тонок и чахл, зато папоротник вовсю разросся, и теперь его сухие мёртвые листья покрывали землю грязно-бурым ковром. Дважды я замечал кабаньи лёжки, прямо возле дороги, а ближе к полудню в нос ударил запах падали. На обочине, уткнувшись рогами в гнилой пень, лежала туша лося. Вернее обглоданный, в лохмотьях чёрного мяса скелет с источенными костями и задубевшей от крови шкурой, валяющейся на дороге, откуда лосиные останки и были перетащены моими подопечными, дабы освободить проезд. Судя по аромату, зверь умер четыре дня назад. Крупный, килограмм под триста-триста пятьдесят. Такого и волколаку завалить нелегко. Скорее всего, собаки поработали. Большая стая. Борозды от клыков на костях не особо глубокие, их почерк. Только вот… Два позвонка в шейном отделе раздроблены, и явно не зубами. Я пригляделся к земле вокруг тёмного пятна впитавшейся крови. Точно — следы здоровенных когтей, обрамляющих отпечаток широкой тяжёлой лапы. Сам Хозяин леса изволил отобедать. Содрал шкуру с убоины, съел жир, ливер и довольный жизнью удалился переваривать, а шавкам достались объедки. Но это вовсе не означает, что медведь забыл сюда дорогу. Он вполне может вернуться, рассчитывая перемолоть крепкие лосиные кости, пришедшиеся не по зубам мелким тварям, и полакомиться мозгом.

Раньше медведей в здешних краях не водилось. Они появились тут совсем недавно. Должно быть, пришли с северо-востока, где зимы с каждым годом становятся всё холоднее, а пищи всё меньше. И, придя, обосновались как дома. Кабаны, олени, лоси, ягоды, грибы, муравьи, личинка — жратвы полно. Не отказываются косолапые и от домашней скотины, если припрёт, но людей обычно стараются обходить стороной. Не брезгуют падалью. А поздней осенью они особенно прожорливы, запасают жир перед спячкой. И тут уж не до гастрономических предпочтений. Встретят человека — употребят за милую душу.