— Неизвестно, сколько все это пролежало здесь. Наша задача — убедиться в том, что заряженная твоей силой жидкость из этих пробирок безопасна для человека. Поэтому я беру образцы, мы будем испытывать их сами. На себе. Больше не на ком. Надеюсь, ты понимаешь, что иначе нельзя?

— Понимаю, — ответил Макс и продолжил концентрироваться. — Я люблю тебя. Люблю больше всего на свете, — прошептал он.

— Ты что, братюнь, голубой? — усмехнулся Эндрю.

— Я не тебе, дубина. Я воду заряжаю.

— Все. Понял. Не мешаю! — сказал Эндрю, засовывая в термос последнюю уместившуюся пробирку.

Через час Макс и Эндрю снова сидели в электромобиле.

— Ну что? Готов? Засучи рукав и дай мне свою руку.

Эндрю достал пробирку из термоса и снял колпачок с иглы.

Глава 14. Непонятливые

— Я не понимаю, почему вы хотите замять это дело! Его вина не подлежит сомнению! — Гай был вне себя от ярости. — У меня на него есть все! А теперь и признание!

— Именно потому, что его причастность к делу окончательно установлена, мы и должны его отпустить. Иначе нам самим будет хуже. Вы проделали хорошую работу, господин прокурор. Но пора забыть об этом. Это приказ, идущий с самого верха. — Министр обороны говорил тихо, равномерно раскачивая тростью в такт своей речи.

— Но это мое дело! Прижучить самого крупного мага в истории!

— Мы живем в демократической стране, Гай. Осуждение Коваля приведет к волнению в обществе. Если Макс Коваль остановит распространение проклятья, мы будем героями, которые вместе с ним спасли кучу жизней. Приняли правильное решение — заслужили памятник. Не остановит проклятье — отдадим его Хаиму. Народу скажем, что пытались, сделали все, что могли. В обоих случаях для нас все выглядит не так плохо. А вот если мы его посадим, а проклятье не остановится, тогда нас возненавидят, скажут, что это мы во всем виноваты, что мы лишили наших сограждан последнего шанса на спасение. Но мне кажется, что все будет в порядке. К тому же Ковалю мы нашли еще одно полезное применение. Мы ждем войны, знаете ли. С минуты на минуту. В такие времена неплохо иметь ручного колдуна.

— Народ возненавидит правительство? Надолго ли? Память народа коротка. На результатах выборов это не скажется. А если что, подделаете!

— Нет! — перебил Гая министр. — Я вижу, что вы еще не оправились от удара головой, поэтому допускаете такие речи, Гай. Эта практика давно в прошлом. Мы покончили с шарлатанством во всех его проявлениях. Это раньше сильные мира сего позволяли себе врать. Наша страна уже натерпелась от жуликов. Они врали в школьных учебниках, врали в университетах, они врали во время предвыборных кампаний, врали всем, во всех сферах жизни — и все ради личной выгоды! Уверяю, я и мои коллеги — все мы свято верим в идею, в идею процветания и нравственности. Мы верим во всемогущество Творца, мы верим в то, что есть добро и есть зло, и в четкое различие между ними. Это в школах проходят, Вам ли не знать.

— Но есть же закон!

— А есть демократия, дарованная нам Богом. И если народ хочет, чтобы Коваль поколдовал над снятием проклятия, сидя в загородном доме своего приятеля и попивая заряженную воду, — так тому и быть. Тема закрыта, Гай.

— Я не могу это просто так оставить. Я пойду в высшие инстанции.

— Я что-то не пойму. Вы против демократии?

Гай сглотнул и затих. По его коже пробежали мурашки.

— То-то. Пока вы лежали в больнице, ваша помощница не отходила от вашей кровати. Мне кажется, что она к вам неравнодушна. Ступайте и проверьте мою теорию. Возьмите отпуск за государственный счет, слетайте куда-нибудь на острова, подальше от проклятий и прочих бед. Ваши таланты нам сейчас не нужны. Выбирайте — приятный отдых на двоих или проблемы со мной.

— Вы пытаетесь меня подкупить?

Министр рассмеялся.

— Поймите, наконец! Я пытаюсь спасти вам жизнь.

Глава 15. Воинствующие

Представители прессы оказались перед проблемой. Как назвать надвигающуюся войну? С учетом количества стран, изъявивших желание принять участие в грядущих событиях, войну можно было назвать Четвертой мировой. Но такое название неизбежно напомнило бы о Третьей мировой войне. Войне, которую вспоминать никто не хотел. Всему человечеству до сих пор было стыдно за события, при которых в битве за мировое господство и за судьбу авторских прав, в самый решающий исторический момент, не сработал ядерный потенциал ни одной из девяти ядерных держав.