Утром ржавые пятнышки появились на руках у Станы и еще пяти человек в их углу. Все они потом вспомнили, что несколько дней назад пользовались дезодорантом Куки.

— Кажется, ты был прав, — мрачно сказал Дакселю Эстин Млиско, наблюдая, как пришелец заполняет новые графы на плакате. — Шестой столбец, одни и те же надписи в шести клетках и новая запись в седьмой.

— И все равно, это может быть совпадением, — отозвался со своей койки Тухин.

Млиско удивленно приподнял бровь.

— Интересное заявление, — саркастически сказал он. — Что меня всегда удивляло, так это умение некоторых людей не замечать очевидных вещей, если они не хотят их замечать. Скажи, почему ты все еще продолжаешь верить пришельцам?

— Потому что нам больше некому верить и не на что надеяться. Мы в полной их власти. И мне хочется думать, что они не обратят ее нам во зло. Иначе… что нам остается тогда?

Млиско промолчал. А Драйден Эргемар поймал себя на том, что ищет доводы в поддержку Тухина.

По крайней мере, пришельцы не оставили их на произвол судьбы, пропустив наутро через самый масштабный медосмотр, какой им только пришлось здесь проходить. По окончании процедуры на каждого надели по три тугие повязки – на левую руку повыше локтя, правую ногу под колено и вокруг торса. В этих повязках, наверняка, тоже были лишь датчики, но все равно с ними было как-то спокойнее.

Кука тоже получил точно такие же повязки. Провода с него сняли, и теперь он лежал в обычном балахоне под присмотром Станы. После медосмотра ему стало лучше, и он даже смог встать с постели и, придерживаясь за спинки коек, доковылять до туалета. Ржавые пятна по-прежнему покрывали его руки и ноги, но, похоже, не доставляли ему никаких неприятных ощущений. Кука даже утверждал, что они будто бы стали меньше. Это настраивало на оптимистичный лад.

На следующее утро от этого оптимизма не осталось и следа. Ночью Куке снова стало худо, он громко бредил и в жару метался на своей койке, исходя обильным потом. Стана самоотверженно ухаживала за ним, но к утру и она слегла, а вскоре почувствовали недомогание и остальные пятеро заболевших. Пластиковый аквариум в одночасье превратился в душную больничную палату, заполненную хриплыми стонами и сдавленными проклятиями.

Помогая Санни стаскивать с Куки насквозь мокрый балахон, Эргемар обратил внимание, что ржавые пятна распространились у него почти по всему телу. Ступни и кисти рук приобрели почти сплошной ржаво-коричневый цвет. Кожа на них затвердела, натянулась и походила на коросту.

И, что было хуже всего, ржавые пятна на руках и ногах появились еще у трех человек, которые не только не пользовались подозрительным дезодорантом, но даже близко не подходили к Куке, когда он его испытывал. Успокоительное предположение о том, что болезнь была вызвана аллергической реакцией, исчезло сама собой.

Подавая больным кружки с водой, вытирая едкий пот с их тел или меняя тяжелые, наполненные жидкостью "подгузники" (пришельцы щедро оставили целый ящик), Эргемар чуть ли не поминутно со страхом смотрел на свои руки, ожидая появления на их страшных ржавых отметин, но болезнь пока обходила его стороной. Однако к вечеру число заболевших увеличилось еще на три человека.

Ночь была ужасной. В тусклом лиловом свете плафонов их аквариум выглядел как преддверие ада. Казалось, что жар, идущий от тел больных, заполняет весь объем пластиковой клетки. Серая кожа людей покрылась тускло отблескивавшими каплями пота, мокрые балахоны липли к телу, воздух был тяжелым и душным. Все здоровые по очереди заходили в душевую кабинку, чтобы постоять хотя бы несколько минут под прохладными потоками воды, но это помогало не надолго.

Кука был теперь покрыт темными пятнами с головы до ног. Кожа на ступнях и кистях рук покрылась трещинами, из которых сочилась кровь, черты лица заострились. Он продолжал со страшной скоростью терять жидкость, просто плавая в поту. По распоряжению Млиско в него вливали целые литры воды, но это мало что меняло. Кука уже давно не приходил в сознание и непрерывно о чем-то отрывисто говорил в бреду, но даже Хенна не могла разобрать его слова.

Неясное бормотание Куки, в которое то и дело вплетались стоны кого-то из других больных, уже стало привычным фоном, и когда оно стихло, никто вначале не обратил на это внимания. Только Тихи, поднесшая ему очередную кружку с водой, вдруг выронила ее, разразившись плачем на груди подоспевшего на помощь Рустена.

— Он умер! — всхлипывала Тихи, и ее поняли все.

Эстин Млиско, опустившись на колени перед койкой Куки, осторожно прикрыл его мокрой простыней.

— Конец, — подтвердил он, проведя рукой по лицу покойного.

Эргемар вспомнил из просмотренных кинофильмов, что так прощались с погибшими на фронте.

Вокруг койки уже собрались все, кто мог держаться на ногах. Диль Адарис глухо читал заупокойную молитву на чинетском.

— Покойся с миром, — произнес он в конце по-баргандски. — Прими, Единый, его чистую душу. Пусть он при жизни верил в других богов, но смерть одна на всех…

Хеннауэрте Ленневере машинально перевела его слова на картайский.