Черные следопыты, случалось, подкидывали кое-что. Но по этой части он и сам был специалист. За десятилетия облазил и перекопал, наверное, тысячу километров районов боев, не одну сотню останков воинов — и немецких, и наших, забытых своей родиной — схоронил. И на каждую могилку деревянную пирамидку ставил. Характерно, что останков немецких солдат было гораздо меньше… А уж железа военного перелопатил — и ржавого, и не очень!
Коллекцию собирал Николай Иванович почти пятьдесят лет, и все эти годы прятал ее, надежно прятал от людских глаз. За такую коллекцию при товарище Сталине, пожалуй, и мальчишку бы, не долго думая, к стенке поставили. И сейчас, при демократах, на нары запросто можно залететь лет эдак на пять-семь, и адвокаты не отмажут — у столяров в России не только психиатров, но и адвокатов не бывает.
Иногда на него накатывало — хотелось поделиться с кем-нибудь, похвастать своим богатством, но случалось такое редко и быстро проходило — жизнь дороже. Частенько посещал он военные музеи — артиллерийский, военно-морской. Неспеша, подолгу ходил по гулким пустынным залам, сравнивал свои экспонаты с музейными, и испытывал удовлетворение от сознания того, что и коллекция его в некотором отношении побогаче, и экспонаты выглядели получше. А главное, в музеях были почти всегда муляжи, модели — с просверленными «нерабочими» стволами… В его коллекции все стволы были готовыми к употреблению. Принципиальное различие!
Свои сокровища Николай Иванович прятал в схроне, в подземном убежище, выкопанном и обустроенным им собственноручно в лесной глуши неподалеку от поселка с ласковым именем Паша, стоящего на одноименной реке. Короткое слово — схорон, или на украинский манер «схрон» — Николай Иванович принес из армии, в которой он служил более тридцати пяти лет назад.
Служить ему, тогда еще безусому Коле, пришлось в Западной Украине, в Прикарпатье, в районе городка с красивым названием Кременец. Там он и узнал, что схрон — это подземное, тайное лесное убежище бандеровцев, украинских националистов, которые вплоть до шестидесятого года мешали счастливой и прекрасной жизни украинского народа. Их ловили, иногда судили, чаще просто убивали — и органы, и армия. Ефрейтору Коле Крючкову за три года службы не раз пришлось участвовать в войсковых операциях против бандеровцев…
После демобилизации в пятьдесят восьмом году он вернулся в Ленинград и зажил мирной жизнью столяра, копая и обустраивая по выходным дням и в отпуска свое убежище. И так тянулось тридцать с лишним лет.
В тайную страсть Николая Ивановича Крючкова был посвящен только один человек — Витя Зайцев. Однажды все же не смог сдержаться Николай Иванович, видно, переполнило его, и под влиянием минуты и проклятой сорокаградусной, а точнее — девяностошестиградусного спирта, расслабившего душу и язык, он все рассказал Вите, Зайцеву Виктору Сергеевичу, парню-геологу, начальнику поискового геологического отряда, в котором он, Николай Иванович, два полевых сезона работал в должности рабочего третьего разряда.
Это случилось в восемьдесят пятом году. Николай Иванович тогда овдовел, его жена Люсенька умерла от мучительной болезни, и остался он почти один на белом свете. Взрослая дочка за два года до смерти жены вышла замуж и жила с мужем и двумя детьми, внуками Николая Ивановича.
У зятя была однокомнатная квартира — у них с Люсей двухкомнатная, съехались-разъехались и поменялись местами. А потом с Люсей беда приключилась — не долго и болела…
Попил тогда немного водочки с горя Николай Иванович, уволился к чертовой матери из своего родного реставрационного управления и устроился рабочим в геологическую партию.
Работали на Урале, в Свердловской области, с середины мая до середины октября. Маршруты по десять-двенадцать дней, вездеходы, вертолеты… Тайга, горы — романтика. Там и сдружились с геологом Витей Зайцевым.
Как-то раз они вдвоем закончили лодочный маршрут по реке Косьва. Как обычно, связались по рации с базой и, устроив лагерь немного выше по течению чистейшей горной речушки — притока Косьвы, стали ждать вертолет, который должен был их забрать. Прождали день, другой…
Получился чудесный неожиданный отпуск: тайга, безлюдье, маленькая речка неназойливой музыкой журчит по камням. Ловили рыбу, немного охотились.
На третий день ожидания, под вечер, когда стало ясно, что вертолет опять за ними не прилетит, Витя достал из глубины своего рюкзака НЗ — заветную фляжку со спиртом. За вечер и ночь и усидели ее под глухаря, жареную щуку и уху из хариусов. Маленькая армейская фляга оказалась на удивление емкой — восемьсот граммов спирта вместила. Вот тогда Николай Иванович не удержался и рассказал Виктору о своем схроне и об уникальной коллекции.
Тот сначала не поверил, беззлобно стал подначивать, но Николай Иванович, благо времени, закуски и выпивки было с избытком, стал рассказывать все подробно, с самого начала…Изумление Виктора было крайним.