Теперь и Лопухин взглянул на свои карты. На одно мгновение Розену показалось, что «цербер» выйдет из игры, однако он справился с собой и почти равнодушно бросил:
– Отвечаю десять.
– Прикупаем?
– Зачем? Еще рано.
– Блефуешь, тирьям-пам-пам, – злорадно засмеялся цесаревич. – Вижу, что блефуешь. Будешь наказан. Отвечаю.
Розен и Лопухин в свой черед отсчитали по десять тысяч и бросили в банк. Шелестящая груда ассигнаций заняла весь центр стола.
– Будем прикупать?
– Уже? Ну что ж, пожалуй…
Розен молча кивнул.
К общему удивлению, он не прикупил ни одной карты. Лопухин – одну. Цесаревич – тоже одну.
– Чье слово, господа?
– Мое, – отозвался цесаревич. – Ставлю двадцать.
– Нельзя, Мишель, – осадил Лопухин. – Лимит всего десять.
– Правда? Ну, пусть будет десять, тирьям-пам-пам. Валяй, полковник.
Розен долго думал. Потом со вздохом бросил карты.
– Пас.
– Отвечаю десять, – фальшиво бодрым голосом произнес Лопухин.
– Думаешь, я тебя вскрывать буду? Ха-ха! Вот тебе еще десять, тирьям-пам-пам!
– Отвечаю.
Груда ассигнаций угрожающе расползлась. В банке находилось уже более девяноста тысяч.
– Не проиграй секретные суммы, Николас! – захохотал цесаревич. – Блефуешь ведь. Я тебя насквозь вижу. Отвечаю десять.
– И еще десять.
– Стой, тирьям-пам-пам! Давай на запись?
– Мы договорились играть на наличные, Мишель. Если пасуешь, так и скажи.
– Не дождешься. Где мои резервные?
Бросив карты на стол рубашкой вверх, наследник заметался по каюте. Из недр саквояжа, из карманов сюртука, из ящиков бюро было извлечено около тысячи рублей золотом и ассигнациями, пять тысяч марок и несколько кредитных билетов лондонского банка.
– Достаточно?
Лопухин быстро пересчитал, прикинул в уме курс и покачал головой:
– Здесь чуть больше пяти тысяч рублей. Половины не хватает.
– Карп! Ка-а-арп! Сом Налимыч!
Явился дворецкий – скорбный, как на похоронах.
– Карп, сознавайся, ты мои деньги припрятывал?
Поклонившись, дворецкий ответил отрицательно. Помилуй Бог! От кого бы он стал их припрятывать?
– От меня! – в бешенстве закричал цесаревич. – Нет? Не врешь? Тогда тащи шкатулку. Где шкатулка?
У дворецкого подкосились ноги.
– Хоть убейте, ваше императорское высочество… не дам! Костьми лягу. Убивайте, воля ваша…
– Что в шкатулке? – деловито осведомился Лопухин.
– Орден Андрея Первозванного! – позабыв приличие, возопил дворецкий. – И другие подарки для японского царя… Не дам, ваше императорское высочество! Хоть режьте.
– В самом деле, Мишель, нехорошо… – улыбнулся Лопухин и вдруг подмигнул. – Но ты ведь это не всерьез? Я сам любил когда-то такие шутки.
– Изыди вон! – заорал цесаревич на дворецкого. Тот удалялся спиной вперед так медленно и так явно выказывал молчаливое осуждение, что рука наследника зашарила по столу в поисках предмета, который можно было бы запустить в укоризненную рожу Леща Воблыча. – Итак?
– Или ставь десять тысяч, или бросай карты, Мишель, – ласково проговорил Лопухин.
– Не дождешься! – Цесаревич сорвал с пальца перстень с брильянтом. – Вот! Пятнадцать тысяч, копейка в копейку! Плюс деньги. Всего, значит, две ставки.
– Вскрываешься?
– Еще чего! Просто отвечаю.
– Тогда и я отвечу. – Элегантным жестом граф бросил на стол нераспечатанную пачку сотенных.
Цесаревич засмеялся. Правда, смех у него получился чуть-чуть лающим.
– Видал, полковник? Он точно на секретные суммы играет. Ну, теперь держись, статский советник. Вскрываю. У меня каре из восьмерок. А у тебя?
Ничего не ответив, Лопухин медленно выложил карты по одной: короля бубен, короля треф, короля пик. Помедлил и выложил семерку пик. Еще помедлил – и предъявил джокера.
– Мое каре старше, Мишель. Сожалею. А у вас что было, полковник?
– Масть. Бубны. Мог выйти гросс-райхе, но я не рискнул. Теперь вижу, что правильно сделал. Бубновый-то король был у вас.
Ничего больше не говоря, Лопухин снял со стола коньяк и фужеры, взял скатерть за углы и поднял увесистый денежный куль. На цесаревича было жалко смотреть.
– Но… – начал он.
– Желаете продолжить игру, ваше императорское высочество? – очень холодно осведомился граф.
– Что? А, да, конечно! Желаю.
– Но у вас ведь, кажется, больше нет денег? Я не ошибся?
– Сыграем в долг.
Лопухин покачал головой. Розен отвернулся. Наследник, казалось, сейчас расплачется, как дитя.
– Я приказываю вам играть! – выпалил наконец он.
– Да? – Граф иронически поднял бровь. И цесаревич, поняв всю беспочвенность своих претензий, мигом сменил тон.
– Это нечестно, – забормотал он умоляюще. – Вы должны дать мне отыграться… Это подло, наконец! У меня же ничего, совсем ничего не осталось… Я же не знал, что так будет! Я нищ, но я отдам… Долг чести… Я же наследник, наконец! Господа, вы должны мне верить!..
– Я полагаю, вам не стоило садиться играть, ваше императорское высочество. Честь имею! – И Лопухин, четко повернувшись на каблуках, вышел, унося денежный мешок.
Вслед ему смотрел старый дворецкий Карп Карпович. Смотрел так, как смотрел бы на врага рода человеческого.
– Ловко сделано, – оценил Розен уже наверху. – Против вас играть не садись – догола разденете. Я за вашими руками следил очень внимательно. Неужели простое везение?