Люди любят страдать, так как это дает им возможность изображать из себя мучеников. Эта женщина на самом деле не жаловалась, он рекламировала свои добродетели. Спустя некоторое время ее бедная дочь умерла. С ее смертью половина забот женщины должна была исчезнуть. Она должна была почувствовать радость, ведь девочка освободилась от жизни, полной страданий, да и сама женщина теперь оказалась свободна от обязанностей по уходу за больной. А когда сбежал ее муж, это должно было положить конец всем ее бедам и горестям. Она часто мне говорила: «Если бы он умер или навсегда ушел, я была бы счастлива. Я не желаю его видеть».

Но когда он на самом деле ушел, причем навсегда, она стала терзаться еще больше. Ее лицо побледнело, ее обычным состоянием стала глубокая печаль, словно она потеряла всякий интерес к жизни. А ведь так оно и было. Ее муж, игрок и пьяница, формировал основу ее жизни;

разоблачения его дурных наклонностей составляли смысл и цель ее существования, в них были все ее надежды на будущее. Теперь, когда он ушел, с ним ушло все, что поддерживало ее, что давало ей силы. Она была низведена до положения обычной женщины. Теперь никто не поет ей дифирамбы, никто не восхваляет ее многострадальные добродетели. Когда я видел ее в последний раз, было видно, что она скоро умрет, поскольку отсутствовал механизм, который держал ее на плаву.

А теперь задумайся: всякий раз, когда ты говоришь о своих несчастьях, за твоими словами прячется фигура мученика. Осознай, как ты получаешь радость от своего так называемого несчастья. Человек — такой искусный мастер украшений. Он украшает даже свои печали, своим мастерством превращая их в орнаменты. Но затем перед ним возникает новая трудность; как отбросить все украшения и узоры, которые он на себя нацепил. Если бы ты не украшал свои страдания, ты давным-давно смог бы выбросить их прочь; ты бы вышел из своей тюрьмы. Но благодаря своим собственным творениям ты принял тюрьму за свое жилище. Только ты сам держишь себя в оковах, но эти оковы ты принял за орнаменты.

Вот почему наблюдающая птица ждет — и, наверное, смеется, — глядя, как ты там внизу страдаешь и рассказываешь всему свету о своих великих несчастьях. А ты ведь прекрасно знаешь, что эта птица, сидящая внутри тебя, смеется. Иногда ты ловишь проблеск. Это неизбежно, ведь она — твоя истинная природа. Как ты можешь напрочь забыть о ней? Время от времени ее образ должен возникать внутри тебя. Иногда ты должен чувствовать ее умиротворение и слышать ее гармонию. В минуту расслабления, когда ты совсем этого не ждешь, она заполнит тебя. Но ты избегаешь ее. ТЙ1 так увлечен своим занятием — быть делателем, что избегаешь состояния свидетеля. Тебе доставляет удовольствие тащить груз своих страданий, оповещая всех и каждого о своем занятии. Твое несчастье еще не достигло пика. А когда это случится, ты наконец поднимешь голову и посмотришь вверх, и как только ты это сделаешь, твоему удивлению не будет предела: ты увидишь, что все страдания, которые ты переносил из жизни в жизнь, между всеми твоими бесчисленными рождениями и смертями, — не более чем ночной кошмар. Твоя истинная природа всегда была отделена от этих страданий.

Вот почему индуисты говорят, что ты — вечное блаженство, брахман, что ты никогда не совершал никаких грехов, никому не сделал никакого зла, и не можешь сделать, поскольку это занятие — создавать несчастья — противоречит твоей природе.

Когда на Западе переводили Упанишады, эта теория была встречена непониманием. Там задавались вопросом, а можно ли такое вообще назвать религиозным текстом. На Западе знают только одну религию — христианство. А все христианское учение построено на понятиях вины и греха. Ты — грешник, и твоя главная задача — искупить свои грехи. Ты сбился с пути истинного: «Вернись на этот путь». Тебя изгнали из Царства Божьего, и твоя задача — умилостивить Господа, признав все свои грехи и искупив их, дабы ты мог туда вернуться.

Искупление лежит в основе христианства, а эти Упанишады заявляют, что ты вообще никаких грехов не совершал, и не можешь этого сделать, даже если бы захотел, поскольку по самой природе вещей ты — не делатель. Ты можешь только погрезить о том, что согрешил или грешишь, но совершить грех ты не можешь. И не важно, как сильно ты этого желаешь, ты не можешь выйти из Царства Божьего, так как ничего другого, кроме этого царства, не существует. Тебя могут выгнать из этого сада, где мы сейчас сидим, но изгнать тебя из Божьего сада нельзя, потому что, куда бы тебя ни изгнали, везде будет Его сад. Райский сад христианства, наверное, был очень маленьким; а у индуистов райский сад огромный. Индуизму неизвестны места, которые не являлись бы частью этого сада, так что посылать тебя за пределы Божьего сада просто некуда. Даже если бы Бог пожелал изгнать тебя, куда бы он тебя послал? Есть только Он, потому, где бы ты ни был, ты всегда будешь с Ним. В этом месте Его столько же, сколько в любом другом. Его не может быть больше здесь и меньше там.