— Ах, Олег, Олег! Вы говорите — диваны. Да что диваны, если в этом «Мягком месте» обслуга — простите меня — просто дубинноголовая? Помните, Николай Васильевич Гоголь так назвал свою Коробочку? Вот и ко мне приставили такую низменную, такую ограниченную, такую безвкусную сотрудницу, что я так и не смогла ничего выбрать. Это ж надо догадаться — предложить мне ирисы на шоколадном фоне! И это — на диван, стилизованный под позднее барокко, когда в декоративных материалах доминировали пейслийские орнаменты! Но чего можно хотеть от выпускницы кулинарного техникума? О, я сразу раскусила, что госпожа Марьянова никакой не дизайнер…

— Чувствуется, эта Марьянова прогневала вас не на шутку, — полушутя подначивал Олег собеседницу.

— Да-с! Своим беспредельным отсутствием вкуса и патологической же навязчивостью! Под конец она уже до того дошла, что стала меня подкарауливать на улице, в магазинах. Захожу как-то в нашу лавку — взять к ужину сто грамм ветчины. А там милейшая Дарья Сергеевна! И знаете, эдак бесцеремонно меня за рукав к себе тянет. Помилуйте, а как же правила хорошего тона? Каково это тем, кто стоит за ней?

— То есть, вы не встали за ней в очередь, а прошли в конец хвоста?

— Да! То есть, не совсем… Я, видите ли, очень спешила. На вернисаж к Гогошидзе. Маэстро не понял бы, если я опоздала…

— И вы воспользовались любезностью Марьяновой?

— Но это был вынужденный шаг. Видит Бог, у меня не было другого выхода.

Олег слушал щебетание Крикуненко и прикидывал, что к чему. Да, Яна права: Анжелика Серафимовна вполне могла выудить пропуск из кармана Марьяновой и вернуться в здание. И уж, конечно, возвращать его она не стала — неудобства Марьяновой, «потерявшей» карточку, ее волновали меньше всего.

— Так вы успели к Гогошидзе? — вдруг прервал Олег излияния собеседницы. — Говорят, там даже губернатор с супругой были?

Анжелика Серафимовна замешкалась всего на какие-то доли секунды, но Олег сразу же понял: она там не была. Или же сильно опоздала.

— Не могу сказать, Олег Викторович, — Крикуненко заметила свою оплошность и пыталась вылавировать. — Признаться, я так закрутилась с этой ужасной Марьяновой, что к Гогошидзе успела лишь к фуршету!

— А у него были пирожки с мясом и с яблоками? — наудачу запустил Кудряшов еще один пробный шар.

— Что вы! В доме творца, гения — пища простолюдинов?

«Что ж, очень плодотворный разговор, — подвел внутренние итоги Кудряшов. — Анжелика вполне могла обтяпать это дельце. Но надо искать доказательства. Неоспоримые доказательства!»

Вечером Олег выждал, пока все уйдут с работы, и шаг за шагом обследовал верстальщицкую. Особенное внимание он уделил главному компьютеру — тому самому, с которого полосы засылались в типографию, и на котором в тот злосчастный вечер работала Марина. Он повертел в руках клавиатуру, заглянул за монитор, вдумчиво перебрал содержимое стеллажей. Ничего интересного! Одни фотографии, вырезки из журналов, раскладки полос и прочая газетная чепуха.

«Дурак какой-то, — высмеивал себя Олег. — Пинкертон доморощенный! Чего я тут хочу найти? Какие пряжки с туфель? Даже если наш деятель и обронил тут нечто, то, конечно, на следующий день исправил свою оплошность. Да и уборщица давно вымела-выгребла все улики — если они вообще существовали!»

Олег сел за главный компьютер и положил ладони на клавиатуру. Что чувствовал в тот момент мистер Икс? Ненависть к Яблонской? Зависть к ее раннему и незаслуженному, по его мнению, взлету? Страх разоблачения? Кудряшов почти физически ощутил неспокойное дыхание этого человека, почти почувствовал, как суетливые пальцы бьют по клавиатуре. Казалось, еще немного, и он учует запах его туалетной воды…

Кудряшов всмотрелся в групповое фото на стене. Вот они все, снятые на сентябрьских шашлыках. Яна в центре — в непривычной бейсболке, улыбается фотогенично, но несколько натянуто. Явно старается хорошо выйти. Справа от нее — Корикова. Лицо слегка вполоборота, губки чуть надуты — чтобы пухлее казались. Еще правее — Ростунов. Уже порядочно «датый». Что-то кричит Черепу — рот распахнут, на месте «четверки» зияет дыра. А Череп стоит слева от Яблонской. В позе — царственная вальяжность, левая рука обнимает плечи Анжелики Серафимовны. Посыл такой: «Кто разбирается в людях — поймет, кто здесь главный». Чуть-чуть поднял уголки рта — типа, улыбается. Еще левее Черепа — сам Олег. Закинул руку на плечо фотокору Димке Филатову. У обоих в руках — пластиковые стаканчики. Вот Марина, Сережа, Анна Петровна, еще три журналиста — сейчас в «Девиантных» уже не работают. Эх, хорошо тогда отдохнули!

Но кто, кто из них пошел на черное дело? Кто до такой степени ненавидел Яблонскую, что не остановился ни перед чем, чтобы съесть ее? Наверно, сейчас этот человек очень доволен собой. И уверен, что его никогда не изобличат…

* * *

Дня через три Черемшанов церемонно объявил Олегу:

— Я и Полина Георгиевна приглашаем тебя с нами отужинать. Столько времени вместе работаем, а ты у меня и дома ни разу не был.