В четыре я проснулась от скрипа двери. Я сонно заморгала и повернулась к свету. В дверях стоял Томас, слишком большая пижама болталась вокруг его ножек, одеяльце волочилось по полу. Я не видела его лица, только силуэт, но в его позе ощущалась неуверенность, как будто он не знал, что делать дальше.

— Иди сюда, Томас, — прошептала я.

Он потопал ко мне, и я увидела, что он еще наполовину спит. Он спотыкался на ходу, засунув большой палец в рот и прижимая к себе драгоценное одеяльце. Я приподняла край одеяла, и Томас забрался ко мне в кровать, улегшись лохматой головой на вторую подушку и свернувшись клубочком. Я накрыла его одеялом и некоторое время любовалась племянником, восхищаясь тем, как быстро и уверенно он заснул.

— Доброй ночи, солнышко, — прошептала я и поцеловала его в лоб.

Пухлая ручка схватила меня за футболку, как будто малыш хотел убедиться, что я никуда не уйду.

* * *

— Где вам больше всего понравилось?

Мы сидели в укрытии, пережидая налетевший шквал, чтобы продолжить прогулку по задворкам замка. Уилл не любил ходить в основную часть — на него таращилось слишком много людей. Но огороды были его тайным сокровищем, которое мало кто посещал. Укромные фруктовые сады были отделены друг от друга гравийными дорожками, с которыми кресло Уилла вполне справлялось.

— В каком смысле? И что это?

Я налила немного супа из термоса и поднесла к его губам.

— Томатный суп.

— Ладно. Господи, да он горячий. Дайте подумать, — прищурился он, глядя вдаль. — Я поднялся на гору Килиманджаро, когда мне исполнилось тридцать. Это было невероятно.

— Насколько высоко?

— Высота пика Ухуру [55]— чуть больше девятнадцати тысяч футов. Правда, последнюю тысячу я скорее полз. Высота — нелегкое испытание.

— Было холодно?

— Нет… — улыбнулся он. — Это же не Эверест. По крайней мере, в то время года. — Уилл смотрел вдаль, погрузившись в воспоминания. — Там очень красиво. Килиманджаро называют крышей Африки. На вершине кажется, что видишь край света.

Уилл мгновение помолчал. Я наблюдала за ним, гадая, где он сейчас. Когда мы вели такие разговоры, он становился похожим на моего одноклассника — парня, рискнувшего уехать и отдалившегося от нас.

— А что еще вам понравилось?

— Залив Тру-д’О-Дус на Маврикии. Приятные люди, красивые пляжи, отличный дайвинг. Мм… Национальный парк Цаво в Кении, сплошь красная земля и дикие животные. Йосемитская долина в Калифорнии. Отвесные скалы, такие высокие, что мозг не в состоянии это осмыслить.

Уилл рассказал мне о ночи, проведенной в горах, когда он примостился на уступе в нескольких сотнях футов от земли. Ему пришлось пристегнуться к спальному мешку, а мешок прикрепить к скале, потому что ворочаться во сне было очень опасно.

— Вы только что описали мой худший кошмар.

— Города мне тоже нравятся. Сидней. Северная территория. Исландия. Недалеко от аэропорта есть место, где можно купаться в вулканических источниках. Странный постъядерный пейзаж. Да, и путешествие по Центральному Китаю. Я добрался до местечка в двух днях езды от столицы провинции Сычуань, и местные плевали в меня, потому что никогда не видели белого человека.

— Есть ли место, где вы не побывали?

Уилл отпил еще супа.

— Северная Корея? — задумался он. — Да, и я ни разу не был в Диснейленде. Это считается? Даже в парижском.

— Я однажды купила билет в Австралию. Но так и не полетела. — (Он удивленно повернулся ко мне.) — Кое-что помешало. Ничего. Возможно, однажды я туда полечу.

— Никаких «возможно». Вы должны отсюда выбраться, Кларк. Обещайте, что не проведете остаток жизни на этом жалком лоскутке земли.

— Обещать? Зачем? — Я старалась говорить беззаботно. — Вы куда-то собрались?

— Мне просто… невыносима мысль, что вы останетесь здесь навсегда, — сглотнул он. — Вы слишком яркая. Слишком интересная. — Он отвернулся. — У вас всего одна жизнь. Ваш долг — прожить ее как можно полнее.

— Ладно, — осторожно сказала я. — И куда мне поехать? Куда бы вы поехали, если бы могли поехать куда угодно?

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас. И ответ «Килиманджаро» не принимается. Это должно быть место, куда я в принципе могу поехать.

Расслабляясь, Уилл совершенно менялся. На его лице заиграла улыбка, вокруг глаз разбежались морщинки удовольствия.

— В Париж. Сидеть за столиком у кафе в Маре, пить кофе и есть теплые круассаны с маслом и клубничным джемом.

— Маре?

— Это маленький квартал в самом сердце Парижа. В нем полно мощеных улочек, покосившихся многоквартирных домов, геев, ортодоксальных евреев и женщин бальзаковского возраста, похожих на Бриджит Бардо. Если и жить в Париже, то именно там.

— Мы можем поехать, — повернувшись к нему и понизив голос, сказала я. — На «Евростаре». Это несложно устроить. Наверное, можно обойтись без Натана. Я никогда не была в Париже, но очень хотела бы. Правда. Особенно с человеком, который знает его как свои пять пальцев. Что скажете, Уилл?