(6) Далее несли изображения прочих выдающихся мужей, прославившихся каким-либо подвигом, или изобретением, или образом жизни; за ними шествовали вооруженные конные и пешие воины, скаковые лошади; проносили и те погребальные приношения, которые были сделаны императором и нами, нашими женами, наиболее видными всадниками, общинами и городскими коллегиями, а также позолоченный алтарь, украшенный слоновой костью и индийскими самоцветами.5(1) Когда вся эта процессия завершилась, Север поднялся на ростры и произнес похвальное слово Пертинаксу. Мы же неоднократно в ходе его речи выражали своими возгласами то одобрение Пертинаксу, то скорбь о нем, но особенно громкими были наши восклицания, когда он завершил свою речь.(2) Наконец, когда оставалось только поднять погребальные носилки, все мы разом закричали и зарыдали. Их сняли с помоста жрецы и магистраты, как те, кто тогда исполнял свои обязанности, так и избранные на следующий срок, и передали нести всадникам.(3) Мы теперь пошли впереди носилок, при этом одни били себя в грудь, тогда как другие исполняли траурные песни на флейтах, император же следовал позади всех; и в таком порядке прибыли мы на Марсово поле. На нем был сооружен погребальный костер в виде трехъярусной башни, украшенной слоновой костью и золотом, а также несколькими статуями, а на самой ее вершине была помещена позолоченная колесница, на которой обычно ездил Пертинакс.(4) В эту башню были сложены погребальные приношения и помещены носилки, и после этого Север и родственники Пертинакса поцеловали его изображение. Император взошел на возвышение, а мы, члены сената, за исключением магистратов, заняли места на помосте, чтобы в безопасности и без помех наблюдать церемонию.
(5) Магистраты и представители всаднического сословия, в одеждах, соответствующих их званию, а также конные и пешие отряды прошествовали вокруг костра, выполнив соответственно гражданские и воинские ритуалы, после чего консулы, наконец, поднесли огонь к башне, и, как только они это сделали, из нее вылетел орел. Так Пертинакс сделался бессмертным.
(6) Обыкновенно бывает так, что война делает человека грубым, а мирная жизнь — боязливым, однако Пертинакс и там, и там проявил себя превосходнейшим образом: грозный в обстановке боевых действий, он отличался рассудительностью во время мира; мужественно бесстрашный перед лицом иноземцев и мятежников, по отношению к соотечественникам и благоразумным подданным он являл милосердие, неотделимое от справедливости.(7) Вознесенный до власти над всем обитаемым миром, он ничуть не испортился от своего возросшего могущества, не допускал ни низости, ни неподобающей заносчивости, но с самого начала и вплоть до своей кончины оставался таким, каким был всегда, — гордым без угрюмости, скромным без уничижения, проницательным без злопамятства, справедливым без мелочной дотошности, его отличали бережливость, чуждая скаредности, и возвышенный склад ума, чуждый гордыни.
6(1) Север выступил в поход против Нигера. Тот был италиком из числа всадников и не выделялся ни хорошими, ни дурными качествами, так что ни похвалить его особо было не за что, ни упрекнуть; поэтому-то он и был назначен Коммодом в Сирию.(2) В числе прочих помощников он пользовался и услугами Эмилиана, поскольку тот, не принимая ничьей стороны и выжидая развития событий, казалось, превосходил всех сенаторов того времени и разумением, и опытностью в делах (он ведь был испытан службой во многих провинциях, отчего много о себе возомнил), а также потому, что он приходился родственником Альбину.
Рис. Нигер.
(2a
) Нигер вообще не отличался большим умом, а приобретя весьма обширные полномочия, наделал немало ошибок. В то время он так возгордился, что не скрывал удовольствия, когда его называли новым Александром; а когда кто-то спросил его: «Кто тебе позволил так себя вести?», он указал на свой меч и ответил: «Вот он».(3) Когда же разразилась война, он прибыл в Византий, а оттуда выступил на Перинф. Его, однако, встревожили неблагоприятные предзнаменования: так, на военный штандарт уселся орел и, несмотря на то, что его попытались прогнать, оставался на нем, пока его не изловили; а рой пчел облепил своими сотами военные значки и в особенности его собственные изображения. По этим причинам он возвратился в Византий.