Я работал в маленьком бакалейном магазине в Фюрстенберге пять с половиной лет; первый год у г-на Хольца и потом у его наследника, превосходного г-на Теодора Хюкстедта [19]. Мое занятие состояло в том, чтобы торговать в розницу селедкой, маслом, картофельным виски, молоком, солью, кофе, сахаром, маслом и свечами; я должен был толочь картошку, чтобы гнать из нее виски, подметать магазин и т. п. Наше дело было настолько мелким, что все наши продажи от силы составляли 3 тысячи талеров, то есть 450 фунтов в год; мы считали необыкновенной удачей, когда удавалось в день продать бакалейных товаров больше чем на 2 фунта стерлингов. Конечно, здесь я общался только с нижними классами общества. Я работал с пяти утра до одиннадцати вечера, и у меня не было ни одной свободной минуты на учение. Более того, я быстро позабыл то немногое, что выучил в детстве. Однако я не утратил любви к учению; в самом деле, я никогда не терял ее, и, пока я жив, я никогда не забуду того вечера, когда в магазин зашел пьяный мельник. Звали его Герман Нидерхеффер. Он был сыном протестантского священника в Ребеле (Мекленбург) и почти закончил свое обучение в гимназии в Ной-Руппине, откуда его выгнали из-за плохого поведения. Не зная, что делать с ним, отец отдал его в учение к фермеру Лангерману в деревне Дамбек; и, поскольку и там его поведение было отнюдь не образцовым, он снова отдал его в учение на два года к мельнику Деттману в Гюстрове. Недовольный своей судьбою, молодой человек предался пьянству, которое, однако, не заставило его забыть то, что он знал из Гомера; ибо в тот вечер, когда он вошел в магазин, он продекламировал нам примерно сто строк поэта, соблюдая ритмическую каденцию стихов [20]. Хотя я не понимал ни одного слога, мелодичное звучание слов произвело на меня глубокое впечатление, и я стал проливать горькие слезы над своей несчастной судьбой. Три раза я заставил его повторить мне эти божественные стихи, вознаградив его за труды тремя стаканами виски, которые я купил за те несколько монет, что составляли все мое состояние. С той самой минуты я никогда не переставал молить Бога, чтобы Он Своей милостью даровал мне счастье выучить греческий.

Однако казалось, что у меня нет никакой надежды вырваться из того злосчастного и низкого положения, в котором я оказался. И, однако, как бы чудом я вырвался. Подняв слишком тяжелый для меня бочонок, я повредил себе грудь, начал харкать кровью и больше уже не мог работать. В отчаянии я отправился в Гамбург, где мне удалось найти место с ежегодной зарплатой 180 марок, или 9 фунтов стерлингов: сначала в бакалейном магазине Линдемана-младшего на рыбном рынке в Альтоне и потом в магазине Э.Л. Дейке-младшего на углу Мюрета и Маттен-Твите в Гамбурге. Однако поскольку я не мог делать тяжелую работу из-за слабости груди, мои наниматели нашли меня бесполезным; отовсюду меня увольняли, после того как я проработал только восемь дней. Видя невозможность найти место продавца в бакалейном магазине и подталкиваемый необходимостью найти любую работу, какой бы грязной она ни была, просто чтобы заработать себе на жизнь, я попытался найти место на борту корабля, и по рекомендации добрейшего корабельного маклера г-на Й.Ф. Вендта, уроженца Штернберга в Мекленбурге, который в детстве воспитывался с моей покойной матушкой, мне удалось найти место стюарда на борту маленького брига «Доротея», которым командовал капитан Симонсен; владельцами его были купцы Вахсмут и Кроогманн из Гамбурга; направлялся он в Ла-Гуайру в Венесуэле.