Конечно, абсолютно необходимо строго различать два различных типа свидетельств, о которых я здесь говорю. Само собой очевидно, что свидетельство «Илиады» никак непосредственно не доказывает, что какой-либо овощ выращивался в древнем Илионе, и менее всего – метафора, прототип которой вполне мог быть взят из Греции. С другой стороны, свидетельство обугленных зерен – это позитивные данные. Называлась ли эта древняя крепость Илионом или нет, теперь мы безо всяких сомнений знаем, что пшеница, бобы и erva выращивались на долине до того, как большой пожар уничтожил весь город. Мы знаем это с той же уверенностью, как мы теперь знаем, что овцы и козы, крупный рогатый скот, свиньи и лошади уже паслись в ту эпоху в Троаде; что в то время охотились на зайцев [1377], оленей и ланей. Я предоставляю филологам судить, насколько высоко или низко мы можем оценивать свидетельства поэмы в отношении реальных условий Троады, а эти условия сохранялись впоследствии еще в течение длительного времени и частично сохраняются и до сего дня. Для историка прогресса человеческой цивилизации эти свидетельства в любом случае имеют определенное значение.
Что касается социального положения древнего населения, мы теперь можем определенно сказать, что, во-первых, они были земледельцами (что согласуется с описаниями Гомера) и, во-вторых, в значительной степени были заняты и скотоводством, и рыбной ловлей: этот последний промысел осуществлялся не только в реках, но даже по большей части и в море, и оба источника давали богатый улов. По вполне понятным причинам рыболовство в «Илиаде» не упоминается: если берег был занят ахейцами, то оно стало невозможным. Гораздо больше информации в «Илиаде» о пастушеской жизни древних троянцев: основное богатство самого царя было в стадах, которыми занимались его сыновья. В общем и целом эти условия не изменились и до сего дня. Население все еще состоит наполовину из землепашцев, наполовину – из пастухов; и рыбалкой успешно занимаются как на Геллеспонте, так и в Эгейском море».
Покойный судовой врач Эдвард Л. Мосс – который, как уже говорилось, часто радовал меня своими визитами на Гиссарлык в октябре и ноябре 1878 года и который много дней изучал остеологию наиболее замечательного, третьего, или сожженного, города, послал мне следующую весьма интересную информацию прямо с борта злополучной «Аталанты» с датой 5 ноября 1879 года:
«Я не могу оставить Англию, не послав Вам заметку о костях, которые я собрал своими руками в «сожженных слоях» и которые, кстати, чуть не наделали мне беды у Скамандра [1378]. Поскольку эти животные хорошо известны, я даю их повседневные названия; кроме того, кости слишком сильно обожжены и разбиты, чтобы быть твердо уверенными, о каком именно виде идет речь. Многие кости несут на себе отметки острых режущих инструментов, особенно около концевых суставов, как если бы резавший попал мимо сустава. Другие были обгрызены собаками. Берцовая кость оленя использовалась как ручка для какого-то орудия: в нижней ее части есть отверстие и насечки, куда вставлялась кремневая или бронзовая головка, и она сильно потерта. Мозговые кости разбиты. Кости принадлежат следующим животным.
Среди
Я не видел человеческих костей, за исключением костей приблизительно шестимесячного зародыша, которые лежали в глиняном горшке, на нескольких сильно обугленных фрагментах других костей».
Профессор У.Г. Флауэр из английского Королевского колледжа хирургов, которому были переданы для определения восемь позвонков рыбы, обнаруженных мною в третьем, или сожженном, городе, объявил, что один из них является хвостовым позвонком Delphinus Delphis, обычного средиземноморского дельфина; два остальных, по его мнению, являются