— А сердится и обижается ведь только тот, кто любит, правда? Безразличный не стал бы. Не важно, что я держала вас в живых, выбиваясь из сил, пока вы устраивали погромы в кабинете биологии. Но так вышло, что всё кончилось. Не нужно больше показательных акций.

— Вы знаете, как страшно? — спросила Алейд, низко склонив голову. Ей взгляд даже исподлобья не был злым.

— Я знаю.

Сзади тяжело выдохнули, так что дуновение пощекотало Вете шею. Она покусала губы, не зная, стоит ли говорить им. Всё было глупо, но рвалось само.

— Вы по-прежнему думаете, что я вас не люблю?

Она не дала никому ответить, махнула рукой и отвернулась.

— Идёмте домой, хоть в тепле побудем.

Ветер взвыл с новой силой. Ноги, которые уже давно покрылись мурашками, теперь стали совсем бесчувственными от холода. Вета ещё раз заправила прядь за ухо и пошла, удерживая на груди плащ, теперь ей казалось, что ветер непременно сорвёт его, и отскочат с треском пуговицы.

Совсем стемнело, когда приехала мама Арта. Она играла ключами от машины и по-деловому выясняла, кому по пути с ними. Сына она при всех дёрнула за ухо:

— Ты что тут вообще забыл? Сказано же тебе, дома сиди!

Вета рассматривала металлическую пуговицу на её стильной куртке и мысленно рассказывала ей обо всем. О том, как город забирал детей, и как они потом собирались уйти из жестокого мира.

— Извините, Елизавета Николаевна, — сказала мама Арта на прощание, и Вете почудилось, что её уже не так сильно ненавидят. — Они больше не будут вас беспокоить.

Дольше всех у неё задержались Алейд, Алиса и Марк. Они по очереди пили чай из единственной чашки, рядком сидели на кровати и просили рассказать о «внешнем» мире. Вета говорила что-то, уставившись в окно.

Ветер давно стих, оставив на дорогах ковёр из сухих листьев и обломанных веток.

— А хотите мы вам всё расскажем? — предложила вдруг Алиса.

Вета вздрогнула от неожиданности.

— Расскажите.

Она не сняла плащ, только расстегнула, и длинный пояс теперь свисал до пола, а волосы так спутались, что если попробовать их расчесать — обязательно вырвешь клок.

— Вы, наверное, подумали, что он был всегда? Но это неправда, сначала его не было.

Алейд отодвинулась от Алисы и отвернулась, как будто её очень интересовал узор на обоях. На совершенно смятой кровати она сидела, поджав ноги, и ни на кого не смотрела. Алиса наоборот, вся подалась вперёд, поймав Вету в ловушку — теперь она не смогла бы отвернуться, как бы этого ни хотела.

— Ну я даже не помню, кто первый предложил, — протянула Алиса, покачивая головой. — Кто-то из мальчишек.

— Арт, — резко выдал Марк, как будто каркнул.

— Наверное. Нам просто надоело. Вечно нас пугают войной, вечно чуть что нужно нестись в убежище! Вы что, думаете, у нас такое первый раз? Да у нас всю жизнь так. И в темноте сидим по вечерам, и чуть что по подвалам прячемся. Даже погулять и то нельзя.

Она вдруг опустила взгляд и совсем по-взрослому вздохнула. Исчезли ямочки на щеках, хотя Вета думала, они вечны.

— Вы думали, он защитит вас?

— Ну да, он же должен был нас защищать, это ведь мы его создали. Мы не знали, что так получится. Сначала он там мелочи требовал — срезанные волосы, кровь на платочке. Потом кого-то из наших потянуло к отрытому окну. На восьмом этаже. Не выпрыгнули тогда, но испугались. Мы побежали жаловаться учителям — родителям боялись сказать. Конечно, когда уже очень страшно стало. Но мы же не думали, что нас никто не будет спасать.

В наступившей тишине все тяжело дышали, и бился в стёкла уже совсем нестрашный ветер.

— А вы точно знаете, что он ушёл? — спросила Алейд, до крови кусая губы.

Вета рассеянно посмотрела на неё.

— Да, я точно знаю. Думаю, вам лучше про него забыть. Хотя это сложно, я понимаю. Я обещаю, что он к вам не вернётся.

Она ушла к окну и задёрнула плотные шторы. Ветер постучался ещё, поскулил под карнизом и улетел.

Ближе к ночи пришёл папа Алейд, похожий на геолога, зачем-то стал пожимать Вете руку. Он говорил, что очень рад, а Вета всё хотела сообщить ему о своём увольнении, но так и не решилась. Это было бы, наверное, не к месту и не ко времени.

Они ушли, и в непривычно пустой и тихой квартире она снова села ну стул, уложила на коленях пояс плаща. Горела лампа под потолком — и не гасла. Вета подумала, что пропустила вечерние новости, что, наверное, включать радио уже бесполезно, но всё-таки пошла и включила. На всех частотах шипели помехи.

От нечего делать она сполоснула чашку, умылась сама. Какой долгий вечер.

За окнами кухни темноту разгоняли жёлтые фонари. Вета подошла к окну, постояла, упираясь руками в подоконник. Стекло слабо дрогнуло от порыва ветра. Она улыбнулась и потянула створку на себя.

В комнату ворвался тихий гул, похожий одновременно на шум воды в трубах и далёкий стук поезда. Ветер скользнул по её лицу, по шее, под плащ, осторожно тронул волосы.

— Ты вернулся, — сказала Вета. — Значит, не сердишься больше?

Мигнули фонари у подъездов, погасли и снова вспыхнули их отражения в низком небе.

— Я скучала, — просто призналась Вета. — Веришь?

Она подставила лицо навстречу запаху прелых листьев и асфальта под дождём.