Дон Ричардсон и спустя много лет не мог вспоминать этот вечер спокойно: «Тот ужин стал одним из самых чудовищных событий в моей жизни. Я ведь был уже взрослым человеком. Кроме моей работы в академии я уже начал ставить в Нью-Йорке спектакли с участием Хелен Хейс. Но для них все это было пустым звуком. Когда мы наконец вернулись домой, отец задержался на лестнице, желая убедиться, что я действительно пойду к себе в комнату, а она — к себе. Последнее, что он сказал мне: «Утром мы едем в церковь. Не желаете присоединиться?» — можно подумать, ему не было известно, что я еврей».

На следующий день Джек удостоил его разговором о театре, назвав знаменитую драму Артура Миллера «Смерть коммивояжера» коммунистической пьеской. Впрочем, Джеку Келли всюду мерещились коммунисты, и он довольно скоро стал одним из самых ярых сторонников сенатора Маккарти, развернувшего в США настоящую антикоммунистическую «охоту на ведьм». Ну а потом Грейс повела жениха показывать ему что-то вроде семейного музея — комнату, где были собраны кубки и медали, завоеванные Джеком и Келлом, а также фотографии Маргарет в качестве манекенщицы. Ни одной фотографии Грейс там, естественно, не было.

В общем, неудивительно, что единственный член семьи Грейс, с которым Дон Ричардсон поладил, был драматург Джордж Келли — человек достаточно широких взглядов, чтобы не быть антисемитом, интеллектуал и поклонник искусства, а главное — единственный родственник, серьезно относящийся к выбранной Грейс профессии.

На этом знакомство с семьей закончилось, поскольку в тот же вечер его выгнали взашей. Пока они ездили к Джорджу, Маргарет перерыла вещи потенциального зятя и нашла письмо от адвоката о бракоразводном процессе и упаковку презервативов. Ричардсон был в шоке: «Все было разбросано. Она даже и не думала скрывать своих действий».

Грейс прорыдала весь вечер и с вызовом заявила родителям: «Надеюсь, я уже беременна!» Но больше ее ни на что не хватило. Родители пригрозили, что не позволят ей вернуться в Нью-Йорк, если она не порвет с Ричардсоном, и прочитали мораль о ее недостойном поведении. Впрочем, о найденных презервативах они ей не сказали, предпочитая давить на то, что Дон женат да и вообще ей не пара. Впрочем, она прекрасно понимала, что на самом деле их больше всего раздражает: «Они не могут понять, как я вообще могла влюбиться в еврея», — с горечью писала она подруге.

Джек и Маргарет заперли Грейс дома и держали ее под неусыпным наблюдением, чтобы она не могла сбежать в Нью-Йорк тайком или где-то встретиться с Ричардсоном. Она смогла лишь один раз позвонить ему по телефону, сбежав ненадолго из-под надзора Пегги, и со слезами рассказать о том, как тяжело ей приходится.

На самом деле, разумеется, ей было уже девятнадцать лет, и она неплохо зарабатывала как манекенщица, а значит была вполне финансово независимой. Так что никакой реальной возможности удержать ее против воли у Джека и Маргарет не было. Но Грейс понимала, что если она сейчас уедет, это будет означать полный разрыв с семьей. Точнее, она так думала; что было бы на самом деле, никто не знает, в конце концов, у Лизанны через несколько лет хватит духу выйти замуж против воли родителей за разведенного мужчину, и ничего ей за это не будет. А любимица отца, Пегги, разведется с двумя мужьями, что, конечно, тоже семью не слишком обрадует, но опять-таки останется без последствий.

17. Первые роли

Я читала почти все, что требовалось на кастингах. Даже читала роль инженю в «Деревенской девчонке» на Бродвее (ее нет в фильме). Режиссер сказал мне, что я явно не подхожу для роли инженю…

Но любовь любовью, однако в первую очередь сейчас надо было думать о карьере. Учиться Грейс закончила, и теперь надо было не упустить случай проявить себя.

Двое лучших выпускников ежегодно приглашались в труппу популярного театра Бакс в Нью-Хоун, в Пенсильвании, и на этот раз одним из них оказалась Грейс. Для нее это было большой удачей, поскольку Нью-Хоун был недалеко от Филадельфии и родители скрепя сердце отпускали ее туда на репетиции. К тому же роль ей предложили в пьесе «Факелоносцы», автором которой был не кто иной, как ее дядя Джордж, и не дать ей там сыграть означало бы оскорбить лично его.

Дебют прошел удачно, критика тепло отозвалась о юной актрисе, не забыв, конечно, упомянуть, какие у нее знаменитые отец и дядя. Джек Келли наконец-то согласился, что актриса — это тоже неплохо, этим даже иногда можно гордиться, — и привел на спектакль всех своих знакомых, чтобы показать, как его дочь играет в спектакле его брата.

Закрепило успех приглашение от знаменитого актера Рэймонда Мэсси, который одним из первых воплотил в кино образ Шерлока Холмса, исполнить роль его дочери в постановке трагедии Стриндберга «Отец».