Эмзар стоял спиной к пылающей Стене и лицом к лесу. Время замерзало, словно вода холодным предзимним утром. Боли не было, только тихая, неторопливая пустота, в которую низвергалась жизнь. Нет, не пустота! Небо не может быть пустотой, а полет – падением! Кольцо сзади, отчего же все тонет в сапфировом сиянии? Огненные сполохи мелькали, как блики на воде в летний поддень, и одним из этих бликов был он. Снежное Крыло чувствовал себя разбитым зеркалом, каждый из осколков которого отражал свое солнце. Боль и праздник, сожаления и равнодушие, голодная пустота и неистовый свет раздирали его на куски. Эльф еще помнил, кто он, где, что и во имя чего сделал.

Все кружилось, переливалось, мерцало, и только зимние деревья впереди казались чем-то живым и понятным. Он не жалел ни о чем, и он еще мог вернуться, вырваться из объятий небытия. Что-то плавно опустилось рядом, Эмзар рванулся в ту сторону, и небо снова стало небом, а земля землей. Нидаль лежал на спине, серьезно глядя в глаза своему королю. Он уже был частью Вархи, а Эмзар пока нет. Он мог отступить, мог создать из пламени Копье и ударить. Нет! В Тарре и так слишком много лжи, предательств и нарушенных клятв, а это страшнее любых монстров. Лебединый Огонь не погаснет, а дальше – дело тех, кто останется, – Рене, Геро, Эрасти, сероглазого короля Клэри, Нэо... Тарра падает на их плечи, а его дело Кольцо!

Пусть горит, горит вопреки всему. Он отдает себя пламени Вархи полностью. С памятью, несбывшимися надеждами, разочарованиями, неслучившейся любовью. У Пламени нет души, а Силе все рвано, кто из нее черпает... Если он и впрямь на что-то годится, пусть Пламя научится любить и помнить, пусть Сила, в которую он уходит, не дается грязным рукам. Он завещает себя тем, кто придет и вступит в бой. Как меч... Ройгу не должен пройти, Кольцо не должно погаснуть, не должно...

Снежное Крыло взглянул в глаза Смерти и не испугался. Просто понял, что возврата нет, он уже переступил Порог, но рассудок пока не угас и тело повиновалось. Эмзар слеп и слеп стремительно, но все еще различал лес на той стороне поляны и побрел к нему. Главное он совершил и теперь имел право коснуться пальцами серебряной буковой коры. В последний раз.

Проклятый

Рене сидел, прижавшись спиной к стене пещеры, и, казалось, дремал с открытыми глазами. У самых ног Скитальца лениво плескалось подземное озеро, о существовании которого знал только Гиб. Наверху жаркий ветер крутил желтый песок, а здесь было тихо и прохладно – они добрались до места раньше, чем следовало, и могли отдохнуть. Смешно... Их тела давно не нуждались в отдыхе, а тяжесть, которую они на себя взвалили, была не из тех, что можно сбросить хотя бы на ору.

Проклятый опустил руку в воду, которая в здешних краях дороже и крови, и золота. Висящий над озером голубоватый светящийся шар слегка разгонял тяжелый подземный мрак, создавая ощущение весенних арцийских сумерек.

– Эрасти, – Церна оглянулся, Рене Аррой по-прежнему смотрел в пространство, – Эрасти, мы ошиблись. Мы были нужны в Вархе, Гидал мог бы и подождать.

– Что-то случилось?

– Смерть, – медленно проговорил эландец, – там случилась Смерть. Уже ничего не исправить. Эмзара больше нет, остальных, скорее всего, тоже. Ты так и не узнал их, жаль...

– Я ничего не услышал.

– Ты и не мог. Я с ними одной крови, и я вернулся из-за Грани, потому и почувствовал.

– Была битва?

– Нет. Они сделали это по доброй воле. В бою Смерть гонят и обманывают, а не зовут. Эмзар поклялся, что огонь не погаснет, пока жив хоть один Лебедь. Он сдержал клятву.

Если б Рене кричал, молотил кулаками по камню, рвался назад, было бы легче, но Скиталец даже не встал. В глубине пещеры раздался яростный плеск и рев взбесившегося потока – Гиб все слышал и не мог оставаться спокойным.

– Ты уверен, что мы опоздали?

– Да. Они уже за Гранью, а мы слишком далеко. Даже для Гиба. Одну ошибку мы совершили, не стоит делать еще одну. Нужно завершить то, зачем пришли. Давай о чем-нибудь поговорим...

– О чем-нибудь... Ты не отыскал след остальных?

– В Тарре сейчас двое, но кто и где, я не знаю. Третий вернулся за Грань – зализывает раны.

– Это – Жоффруа, больше некому, – вздохнул Эрасти, – «Полуночный всадник, и имя ему Зараза». Летом на севере внезапно началась чума и столь же внезапно кончилась. Жоффруа, скорее всего, нарвался на Эстель Оскору. Вряд ли у кого-то еще хватит сил прикончить тело Вернувшегося.

– Ну отчего ж, я могу назвать еще семерых – ты, я, Эмзар, – ровный голос адмирала все-таки дрогнул, – твой любимый клирик, моя не менее любимая «непорочная сестра», Филипп и Анхель.

– Ты б еще Романа назвал. Дескать, вернулся и притащил с собой чудо-меч...

– А что, – попытался улыбнуться Рене, – почему бы ему и не притащить? Я тоже думаю, что это – Геро, но хотелось бы узнать твои доводы.