Но огниво уже соскользнуло с колечка и упало на мягкий мох, даже не звякнув. А те двое ничего не заметили. Перешагнув через драгоценный родовой амулет, как через простую еловую шишку, Ингвильда пошла дальше. Она помнила об огниве и берегла его даже во сне, но сейчас для нее существовал только Хродмар. А потом, когда пропажа обнаружится, она совершенно справедливо рассудит, что обронила огниво во время своей длинной прогулки. Ну и пусть потом поищет. Огниво уже будет в надежном месте! И больше его никогда не потеряют!

Хёрдис едва дотерпела, пока эти двое отойдут подальше и скроются за елями. Быстрее молнии она бросилась вперед, подобрала огниво и метнулась в ельник. Зажав добычу в кулаке, она мчалась в другую сторону от Фьялльской отмели, и все существо ее пело от радости. У нее получилось! Она раздобыла огниво, и никто не сможет обвинить ее в краже. Главное, никто даже не подумает на нее! Никто не видел, как она его подобрала, никто не видел, что она вообще вышла из дома вместе с Ингвильдой! Зато теперь ее будущее в ее собственных руках!

Домой Хёрдис вернулась в сумерках. Летом это было для нее даже рано, но Колдунью очень мучило любопытство, обнаружена ли потеря.

Едва перешагнув порог девичьей, она почти столкнулась с Ингвильдой и с первого взгляда поняла, что пропажа замечена: лицо Ингвильды было растерянным, беспокойным – такой ее не видели даже в дни разгула «гнилой смерти».

– Хёрдис! – сразу воскликнула она. – Ты не видела…

– Что? – с хищным любопытством мгновенно отозвалась Хёрдис.

Ингвильда помедлила, посмотрела ей в лицо, хотела что-то сказать, даже открыла рот, но передумала и отвела глаза.

– Нет, – тихо сказала она. – Ничего.

Ингвильда вышла из девичьей. Хёрдис окинула покой быстрым взглядом: постель Ингвильды была застлана кое-как, словно ее только что переворачивали, а шкуры возле нее лежали слишком ровно – заново оправленные после встряски. В девичьей витал запах пыли, а Бломма с преувеличенным рвением провинившейся копалась в ларе с рубашками.

– Что вы тут ищете? – спросила у нее Хёрдис.

– А? – Бломма повернулась к ней, вид у нее был смущенный и встревоженный. – Мы… Она велела… Не знаю.

Хёрдис хмыкнула и пошла прочь. Все ясно. Только одну вещь в доме могут искать с таким испугом и смущением – огниво. Вернее, могли бы, потому что его еще никогда не теряли.

Ингвильда брела через двор, внимательно, но без надежды глядя себе под ноги, и пыталась собраться с мыслями. Она с детства любила порядок и никогда ничего не теряла. А потерять такую дорогую вещь, как огниво, ей казалось почти преступлением – ведь оно принадлежит не ей, а всему роду, всем потомкам! Ей было стыдно и тревожно. Конечно, она потеряла его не дома, а где-то там, на берегу или в ельниках. Ее сильно смущала мысль о том, что придется отвечать на расспросы. «Где ты была сегодня?» «А зачем ты туда пошла?» «Кто там с тобой был?» Как признаться отцу, что она бродила по долинам с Хродмаром? Как он это примет, что скажет, что подумает? Ингвильда не привыкла смущаться или бояться ответственности за свои поступки, и ее очень угнетало положение, которое, скажем, Хёрдис, привыкшая к чужому неудовольствию, перенесла бы легко. Эти неизбежные будущие вопросы мучили Ингвильду даже сильнее, чем сама потеря огнива. Но деваться было некуда.

Возле молочной она наткнулась на мать.

– Ингвильда! Что с тобой? – воскликнула фру Альмвейг, увидев лицо дочери. – Ты не больна?

На ум ей мгновенно пришла «гнилая смерть»; одной рукой прижав к груди горшок со сливками, фру Альмвейг другой рукой пощупала у дочери лоб. Ингвильда покачала головой.

– Я…– Ей было трудно произнести вслух страшное известие, но душа ее уже изнемогала, хотелось поделиться с кем-нибудь этой тяжестью. – Я потеряла…

Она не договорила, но опустила глаза к цепочке. Фру Альмвейг проследила за ее взглядом, и глаза ее вдруг стали огромными – она заметила, что огнива нет.

– Ты потеряла огниво!

Ингвильда молча закивала головой. Фру Альмвейг поставила горшок со сливками прямо на землю и всплеснула руками. Она тоже не находила слов. По лицу Ингвильды потекли слезы, и фру Альмвейг поспешно обняла дочь, как будто хотела спрятать.

– Отец убьет нас! – сказала хозяйка, торопливо оглядываясь, как будто выискивала здесь же, на дворе, какое-то средство спасения. – Ты хорошо поискала?

Ингвильда молча кивнула, вытирая глаза о плечо матери. Она перерыла всю свою лежанку, одежду и шкуры во всей девичьей. Но это были не поиски, а лихорадочная дрожь – она хорошо помнила, что огниво было с ней, когда она утром уходила из усадьбы, а значит, искать его дома бессмысленно.

– Надо сказать отцу, – решила фру Альмвейг. – Не знаю, что он сделает с нами, но он должен знать. Пусть сам прикажет искать. Может, он знает, как заставить огниво вернуться. Ведь твоя бабка говорила, что оно само возвращается.

– Оно возвращается, только если украдено, – безнадежно сказала Ингвильда. – А если потеряно… то нет, вроде как… сами виноваты. Так оно и будет лежать где-нибудь под камнем, пока его не найдут тролли…