Драммонд молча смотрел вдаль.

– Извините, – выпрямился Питт, – но мне нужно снова вернуться к делу о Фэрриерс-лейн.

– Что? – Драммонд сузил глаза.

– Если убийца не Джунипер Стаффорд и не Прайс, тогда опять придется заняться тем делом, – повторил Питт. – Судью убил кто-то из тех, с кем он встречался в день смерти, потому что с фляжкой было все в порядке, когда вместе с судьей из нее пили Ливси и его гость, пришедший к ленчу. А это заставляет подозревать только тех, кто был причастен к делу на Фэрриерс-лейн.

– Но ведь мы уже все обговорили, – заспорил Драммонд. – Все прямо указывает на вину Годмена, а если так, то зачем было убивать Стаффорда из-за того, что он опять хотел заняться этим делом? И, между прочим, нет никаких доказательств, что он действительно этого хотел. Ливси, во всяком случае, говорит, что Стаффорд не собирался этого делать.

– Нет, Ливси сказал, что не знал о таком намерении Стаффорда, – поправил его Питт. – Я понял так, что, по мнению Ливси, дело было завершено, однако это не значит, что Стаффорд не нашел ничего нового. Он вполне мог решить оставить эти сведения при себе, пока не найдет неопровержимое доказательство.

– Чего? – в изнеможении спросил Драммонд. – Что кто-то другой, а не Годмен убил Блейна? Но кто же это мог быть, скажите, ради бога. Филдинг? Против него нет никаких доказательств. Во всяком случае, их не было во время судебного процесса. Вы можете представить, что кто-нибудь, помимо Стаффорда, смог бы найти сейчас что-нибудь доселе не известное?

– Не могу, – согласился Питт, – но я хочу начать новое расследование того дела, причем с самого начала. Я обязан сделать это, если хочу узнать, кто убил Стаффорда.

Драммонд вздохнул.

– Тогда, наверное, вам действительно надо заняться тем делом.

– Но с вашего разрешения. Иначе Ламберту это не понравится.

– Конечно, нет. А вам бы понравилось?

– Нет. Но если бы я хоть однажды усомнился, не допустил ли с самого начала ошибки, я бы не успокоился, пока точно все не установил.

– Неужели? – сухо осведомился Драммонд и перешел от камина к столу. – Да, конечно, я дам разрешение, но надо быть очень осторожным и дипломатичным, если хотите чего-нибудь добиться. Это не понравится не только Ламберту. Вы многим наступите на любимые мозоли. У меня был заместитель комиссара, который требует как можно скорее разрешить тайну убийства Стаффорда. И сделать это без обращения к делу на Фэрриерс-лейн, потому что это вызовет большое возбуждение в обществе и посеет сомнения в справедливости вынесенного тогда приговора. Существует и так достаточно людей, пытающихся возбудить недовольство общественности, и мы не должны подавать им повод ставить под сомнение саму систему правосудия в стране. Убийства в Уайтчепеле и так очень повредили репутации лондонской полиции, вы же знаете.

– Да, знаю, – тихо ответил Питт.

Ему было очень хорошо известно о граде отставок, который посыпался после тех убийств, и запросах членов Парламента в обеих Палатах, и недовольстве общества, которому не нравилось, что оно содержит на свои налоги такую бездеятельную и неудачливую полицию. Было немало и таких, кто все еще считал, что идея организованных полицейских патрулей провалилась, и которые охотно вернулись бы к временам шерифов и боу-стрит-раннеров.

– И премьер-министр был с визитом, – продолжал Драммонд, пристально взглянув на инспектора и пожевав губами. – Он не желает никаких скандалов.

Томас подумал об «Узком круге», но промолчал. Драммонд был так же бессилен бороться с ним, как и сам Питт. Они могли только догадываться, кто из начальства принадлежал к «Узкому кругу», но не узнают об этом точно, пока сверху не посыплются награды и повышения – хотя тогда уже будет поздно что-либо предпринимать.

– Ради бога, Питт, будьте осторожны, – с нажимом сказал Драммонд. – Будьте уверены, что действуете правильно.

– Да, сэр. – Томас встал. – Благодарю вас.

Питт пришел к Ламберту рано утром. Тот выглядел немного заспанным и очень недовольным их новой встречей.

– Больше мне нечего вам сказать, – начал он прежде, чем инспектор успел задать первый вопрос.

– Полагаю, что иначе вы рассказали бы мне все при первой встрече.

Томас надеялся, что его слова прозвучали без всякого подтекста. В голове мелькнула мысль, не является ли Ламберт членом «Узкого круга». Как бы то ни было, ему претило проверять работу другого человека, словно он собирается выявить какую-то капитальную ошибку. Однако выбора не было. Томас посмотрел на измятое, сердитое лицо Ламберта. На его месте Питт тоже был бы недоволен, но, как он уже говорил Драммонду, все равно надо знать правду. Гораздо хуже – неуверенность, когда не спишь всю ночь и думаешь, думаешь так и этак, снова и снова прокручивая в мозгу одно и то же, пока возможная ошибка не покажется реальной, пока все не омрачит сознание вины – тогда исчезнет уверенность в своих силах и все твои решения покажутся несостоятельными.

Томас снова взглянул на Ламберта, неудобно сидящего в кресле.

– Вы, очевидно, не хотите знать правду? – спросил он прямо.