А когда он, Ратлидж, выяснит правду, какого черта ему с ней делать? Намеренно уничтожить автора «Крыльев огня»? Сломать красоту и гениальность вместе с жестокостью и ложью?

«Ты ведь когда-то уже брал на себя роль палача, – напомнил ему Хэмиш. – И не забудешь о ней до конца жизни… Что, не терпится повторить?»

Ратлидж развернулся и зашагал по тропинке, которая вела в деревню.

«Если придется», – с горечью ответил он.

Глава 11

На следующее утро Ратлидж отправил в Лондон тщательно составленную телеграмму:

«Исходных данных мало, но подозрения есть. Пока окончательно не убежден в том, что смерть стала результатом преступления. Если я срочно не нужен, рассчитываю пробыть здесь еще несколько дней».

Ему не хотелось напрасно тревожить Боулса, поэтому он постарался сделать телеграмму вполне нейтральной. В конце этого повторного расследования Ратлидж мог прийти к любому выводу. Кроме того, он подозревал, что начальнику сейчас не очень хочется видеть его в Лондоне.

В понедельник во всех газетах появились сообщения об очередном нападении «Потрошителя из Сити». Боулс не скупился на интервью. Он подробно рассказывал о мерах, предпринимаемых Скотленд-Ярдом, о достижениях современной криминалистики и ее роли в поимке виновных. Боулс предпочитал полагаться на голые факты, а не на интуицию и тщательный анализ личности убийцы. Он не задавался вопросами, почему убийца предпочел напасть на конкретную жертву в конкретное время и в конкретном месте. Ратлидж на собственном опыте убедился в том, что теоретики не всегда бывают лучшими свидетелями на суде; в половине случаев хороший адвокат способен их обойти.

Для начала он решил еще раз обдумать, что ему известно. По словам Кормака, он видел, как Оливия столкнула сестру с яблони. Даже незадолго до смерти Оливии не хватило духу избавиться от своих страшных трофеев. Коллекция, которую он обнаружил в тайнике, равнозначна признанию в шести убийствах, а не только в тех двух, в которых винил Оливию Кормак. Возможно, с возрастом убийца стала хладнокровнее и искуснее.

И все же факты, каждый по отдельности или вместе взятые, не служат достаточным доказательством вины в зале суда. В то время, когда погибла Анна, Кормак был мальчишкой; возможно, память сыграла с ним злую шутку. А коллекция… Хороший адвокат возразит, что Оливия имела законное право хранить у себя золотые вещицы, когда-то принадлежавшие ее родственникам. Они могли сами подарить их ей. Она могла украсть их еще в детстве или выиграть в споре. Сами по себе, лишенные убедительных доказательств, трофеи не могут считаться плодами преступления.

Возможно, признание находится в ее архиве. Пусть и косвенное – скажем, зашифрованное в стихах. Поэтам и писателям позволены литературные вольности. Даже если Ратлидж и найдет в бумагах Оливии нечто подозрительное, обнаруженные улики никто не признает решающими.

Кто из живых способен дать ему требуемые доказательства? Кто станет серьезным, непререкаемым свидетелем в зале суда?

Он отправился на поиски одного из них.

Констебль Долиш заканчивал завтракать в светлой, просторной кухне; он вышел в гостиную. Оказалось, что ему довольно трудно понять, на что намекает Ратлидж.

Проснулся и Хэмиш. Он зловеще предсказал: Ратлидж еще пожалеет, что остался в Корнуолле. Хэмиш проклинал ослиное упрямство Ратлиджа.

– Значит, вас интересует отец мистера Николаса?! – недоверчиво переспросил Долиш. – И отец мистера Стивена? Что вы, сэр, они жили задолго до того, как я надел форму! Джеймс Чейни нечаянно застрелился в собственной оружейной, когда чистил револьвер. Все знали, что он винил себя в пропаже Ричарда… Он очень тяжело все воспринял. Теперь уже никто не скажет, случайно или нарочно он в тот день нажал на спусковой крючок. Коронер вынес вердикт: смерть в результате несчастного случая. И миссис Чейни, сама не своя от горя, поблагодарила его. Думаете, мистера Чейни могли застрелить жена или кто-то из детей? – Долиш покачал головой. – Да я скорее поверю, что моя жена приставит пистолет к моей голове! Вы не знали ее, сэр! Ну а дети… они тогда были еще маленькие и не способны на такое зло. И потом, ни один человек в здравом уме не позволит маленькому ребенку играть с оружием, тем более с заряженным.

– Ну а смерть Брайана Фицхью?

– Он поехал верхом к морю, конь сбросил его. Падая, он ударился головой о камень, упал в море лицом вниз и захлебнулся. Никто из близких не знал, что с ним случилось. Коня тоже пришлось пристрелить; его сломанная нога застряла между камнями. Мистер Кормак рыдал над ним, как младенец, и обнимал его за шею. Потом Уилкинс пристрелил коня из пистолета… Мисс Оливия смотрела на мистера Кормака так, словно он сошел с ума. Но мистер Кормак сам вырастил и воспитал коня; за двенадцать лет в их конюшне не было лучшего трехлетки.

– Откуда вы знаете, что тогда делали Кормак и Оливия?

Констебль бросил на Ратлиджа удивленный взгляд:

– Ну а как же, сэр, ведь мой отец был плотником и работал тогда в конюшне – устраивал там новые денники. Миссис Чейни выделила целое крыло для жеребых кобыл…

– Ваш отец еще жив?