Ратлидж положил находку на место, отряхнул фиалки от земли, слегка примял ладонями взрыхленную землю. Потом встал и задумался. Все ли он сделал? Может быть, упустил что-то важное? Вспомнив о саперной лопатке, он покачал головой.

С той же осторожностью, с какой пришел сюда, он выбрался из лощины и вернулся в гостиницу. Лопатку положил в багажник автомобиля, а затем поднялся наверх, в свой номер. Посмотрев на свои туфли, он поморщился. Засохшая грязь напомнила ему фронт. Сняв туфли, он выставил их за дверь – коридорный их почистит.

Хорошо вымыв руки, отряхнув брюки от росы, он вернулся к предыдущей задаче. К стихам.

Мало-помалу кусочки головоломки складывались в общую картину, однако работа почему-то лишала его присутствия духа. Он словно писал некрологи о знакомых. И все же, как только он разгадал замысел Оливии, почувствовал облегчение. Оливия его не подвела. В стихах можно было найти всех ее родных, ловко замаскированных аллегориями, которые она подбирала для каждого. Иногда, как в «Еве», героям давались библейские имена. Истории других скрывались за корнуолльскими легендами или кусочками хорошо известной истории. Оливия брала то, что лучше соответствовало ее целям, но маскировала истинные события с подлинной выдумкой. Каждая придуманная ею маска обретала собственную судьбу. Ратлидж снова и снова восхищался ее талантом. Сердце сжималось от боли потери. Оливия погибла в расцвете сил…

Конечно, не она первая использовала поэзию для достижения собственных целей. Поэты – первыми ему в голову пришли Свифт и Вордсуорт – с помощью своего пера высмеивали политических деятелей, намекали на важные для них события или на своих современников. Бывало, сатира и юмор стоили высокопоставленным людям кресла; стихи губили репутацию и карьеру. Но, насколько ему было известно, Оливия Марлоу стала первой, кому удалось в стихах отразить мрачный жизненный путь убийцы.

В «Вирсавии» речь шла о библейской верной жене, чьего мужа послали туда, где будет самое страшное сражение, потому что ее желал царь Давид. Конечно, Вирсавия была Розамундой. Оливия представила ее бездумной пешкой в руках жестокого и страстного мужчины, который хотел получить ее любой ценой. Поэтому он лишил ее доброго и заботливого мужа, который наполнял ее счастьем. Джеймс Чейни? Или Брайан Фицхью? Кого из них убили за то, что он стал мужем Розамунды?

Еще раз перечитав стихотворение, Ратлидж решил, что добрый и заботливый муж – скорее всего, Чейни. Он пришел на смену отчаянному, безрассудному военному.

В поэтических строках крылись глубокие требования. Оливия прекрасно чувствовала любовь и вожделение. Стихи дышали горечью и красотой. И за всеми событиями проступал портрет безжалостного убийцы, привыкшего получать то, что он хочет, любой ценой.

Он снова листал тонкие томики в поисках ключа к разгадке. Очередной кусочек головоломки нашелся не сразу; Ратлидж пропустил его, но потом вернулся.

Стихотворение было коротким. Двое мужчин стояли у кромки воды и спорили из-за того, кому принадлежит богатая, плодородная земля, которая раскинулась вокруг. Взаимные упреки, ссора… и вот один из них убит. Ратлидж удивился, когда события приняли неожиданный оборот. Глядя на поверженного врага, убийца говорит: «То, что моя рука дала, она и отняла!» А умирающий отвечает: «Неужто счастьем я тебе обязан? Как хорошо, что я того не знал».

Николас? Смысл последних строк Ратлидж не понял. Что Николас сначала дал Брайану Фицхью, а потом отнял у него? Он перечитал стихотворение и покачал головой. Надо набраться терпения. Оливия все знала; ответ наверняка где-то рядом.

Хэмиш у него в подсознании более-менее соглашался с Харви о том, что женщинам не пристало писать такие строки. «Одержимая…» – начал он.

«Да. И к тому же очень храбрая», – ответил Ратлидж.

Позже он нашел стихотворение о человеке, который шел лесом и увидел поджидающую его Смерть. Он встретился с ней лицом к лицу без страха и почтения. Смерть нанесла удар и расхохоталась. Герою удалось убежать, но он не ощутил радости победы. Он понимал, что лишь получил отсрочку.

Смерть явится за ним опять, как ни прискорбно сознавать…

Осталось много в жизни дел, которых сделать не успел.

«Осталось много в жизни дел…» – и все же Николас выбрал самоубийство.

Ратлидж устал, глаза щипало, голова кружилась. Он прилагал неимоверные усилия к тому, чтобы распутать тугой клубок. Разобраться в иносказаниях Оливии, восстановить истинную цепь событий. Ему казалось, что он постоянно что-то упускает. На что намекала Оливия, что она пыталась ему сказать? Кроме того, многие стихи создавались вовсе не в память о близких. Трудно было назвать их свидетельскими показаниями, предназначенными для умного полицейского. Стихи настораживали и обвиняли. Кого и в чем? Надо найти разгадку.

Где же он, Ратлидж, сбился с пути? Уж конечно, дело не в его упрямом желании докопаться до истины; сама Оливия наверняка мечтала о том, чтобы справедливость восторжествовала. Тогда почему он не замечает самого главного? Какие сведения из истории семьи Тревельян направят его на верный путь?