Я доковылял до джипа, в котором меня дожидался Крис… «Крис из этого фильма», – подумал я, представляя, как буду описывать эту сцену, и чувствуя, что начинаю немножко сходить с ума. За три следующих дня я увижу еще два мертвых тела: мы найдем в реке труп семилетнего мальчишки, а потом обнаружим застреленного в собственном доме мужчину.Я не раз вспомню совет своего партнера: «Молись». Крис завел мотор, и мы свернули с дороги прямо в болото, чтобы объехать стороной военные блок-посты. Мы не сказали друг другу ни слова. До Трухильо оставалось чуть больше 30 километров.

* * *

Уильям Сидни Портер, более известный нам под именем О. Генри, описывал Трухильо в опубликованном в 1919 году романе «Короли и капуста». Гондурас он в этой книге называет «Анчурией», «страной беззакония и вседозволенности», а Трухильо в ней превратился в «Коралио», «брильянтик, вкрапленный в ярко-зеленую ленту моря». Лет за тридцать до выхода этой книги он сам на протяжении некоторого времени жил в Трухильо… еще один «гринго», оказавшийся в почти безвыходном положении. Это была очень серьезная черная полоса в жизни О. Генри. Его, работавшего банковским клерком в Хьюстоне, обвинили в растрате, но буквально за день до суда ему удалось сбежать в Новый Орлеан, а там сесть на идущий в Гондурас корабль. «Годы жизни в Соединенных Штатах, – написал он, – теперь кажутся мне каким-то надоедливым дурным сном».

По заболоченным проселкам до города нам с Крисом пришлось ехать около двух часов. Трухильо мало изменился с тех пор, как в нем побывал Морде… а, возможно, даже и с тех времен, когда в нем жил О. Генри. Дороги были только грунтовые или, в лучшем случае, мощенные булыжником, и пешеходы на них встречались редко. Жителей в городе и ближайших его пригородах было 20–30 тысяч. Состоял он в основном из двух– и трехэтажных деревянных и каменных домов, выкрашенных в яркие цвета, – синих, зеленых, желтых. Мы нашли гостиницу, в которой не было ни одного постояльца, и его пожилая хозяйка встретила нас с такой помпой, будто наш приезд был знаменательной вехой в истории этого крошечного местечка.Мой номер находился на втором этаже, и пахло в нем так, будто дверь комнаты не открывали лет сто или больше. В одном углу армия красных муравьев растаскивала последние крошки чего-то, что, судя по расстоянию между разбросанными по полу остатками, некогда было достаточно большим. На покрывале осталась вмятина в форме человеческого тела. На тумбочке лежала потрепанная испаноязычная Библия, а в дальнем углу стоял малюсенький телевизор, который мне так и не удалось включить. Встроенный в стену кондиционер ревел громче двигателя гигантской дальнобойной фуры. При этом он еще и вибрировал так, словно пытался расшатать удерживающие его кронштейны и уйти гулять на свободе.

Я поднял трубку гостиничного телефона и позвонил Эми, надеясь немного успокоиться, услышав ее голос, но на том конце провода сработал автоответчик. В Нью-Йорке было около пяти часов вечера, и я представил себе, чем сейчас занимаются мои родные. Скай, наверно, играет на детской площадке в конце квартала и ждет, когда Эми позовет ее домой ужинать. А может быть, они в этот момент поливают цветы на крыше нашего дома и нежатся под последними лучами заходящего солнца? Мне было очень не по себе. «Я скучаю по вам, ребята», – сказал я, чувствуя себя невыносимо одиноким, и повесил трубку.

Вечером мы пошли прогуляться, но к девяти часам в городе было совсем темно, будто все жители уже отправились спать. Только со стороны пляжа доносилась громкая кантри-музыка. Мы пошли на звук и наконец набрели на пару ресторанов, словно соревнующихся, чьи концертные колонки смогут выдать больше басов. Но ни в одном, ни в другом заведении не было ни души, даже официантов. Мы прошли мимо испанского форта, от которого сейчас остались только полуразвалившиеся стены, приземистое каменное здание и несколько пушек под благоухающими манговыми деревьями. На близлежащем холме стояла статуя Христофора Колумба, указывающая рукой на простирающиеся перед нами темные морские воды. Шагая обратно в гостиницу, мы забрались на высокий холм и оказались на Cementerio Viejo, или Старом кладбище, где похоронен авантюрист Уильям Уокер. 70 лет назад здесь же побывал и Морде.