Они ринулись в отделение интенсивной терапии. Коуми оказался там первым. Он вошел в затемненную палату и увидел, что Эшкрофт слабеет: «Я немедленно начал с ним говорить… и попытался понять, может ли он сосредоточиться на том, что происходит. Мне не было ясно, может ли он это сделать. Казалось, что он в очень тяжелом состоянии». Коуми вышел в коридор и снова позвонил Мюллеру. Директор сказал, что будет через несколько минут. Он хотел поговорить со своими сотрудниками. Он приказал им позаботиться о том, чтобы люди президента не вышвырнули исполняющего обязанности министра юстиции из больничной палаты.

Агенты ФБР записали, что Кард и Гонсалес вошли в 19:35. Гонсалес встал в изголовье кровати с желтоватым конвертом в руках, в котором лежала санкция, подписанная президентом США. Он сказал Эшкрофту, что ему нужна его подпись.

Эшкрофт поднял голову с подушки и отказался. «В очень крепких выражениях» он сказал, что программа незаконна; его аргументация была «сильной как по сути, так и с фактической стороны, что поразило меня», сказал Коуми. Потом Эшкрофт снова опустился на подушку и сказал: «Но это не имеет значения, потому что я не министр юстиции. Вот министр юстиции», и он указал на Коуми.

Мюллер на выходе встретился с эмиссарами президента, шедшими с пустыми руками. Они были готовы скрестить шпаги.

Президент один подписал разрешение в Белом доме утром 11 марта. В нем недвусмысленно утверждалось, что его полномочия как главнокомандующего перекрывают все другие законы страны. В полдень Мюллер встретился с главой администрации Белого дома Кардом. Его заметки гласят, что он сказал Карду: «Белый дом пытается обойти закон».

В половине второго ночи 12 марта Мюллер от руки написал черновик письма с просьбой об отставке. «В отсутствие разъяснения законности программы от министра юстиции, — написал он, — я вынужден вывести ФБР из участия в этой программе. Более того, в случае, если президент распорядится, чтобы ФБР продолжило участвовать в этой программе, при отсутствии дальнейших инструкций от министра юстиции, я буду вынужден уйти с поста директора ФБР».

Через семь часов Мюллер пошел на утреннее совещание с президентом в Белом доме. В области борьбы с терроризмом выдалась богатая на события ночь. В Мадриде исламисты, вдохновленные идеями «Аль-Каиды», взорвали десять бомб в четырех пригородных поездах. Погиб 191 человек, было ранено 1800; это был самый страшный теракт в Европе со времен взрыва рейса 103 «Пан-Америкэн» над Локерби в 1988 году. ФБР искало связь этого теракта с Соединенными Штатами.

После встречи президент остался один с Мюллером в Овальном кабинете. Теперь Буш понимал, что директор ФБР, министр юстиции и его заместитель взбунтовались. С глазу на глаз Мюллер сказал Бушу, что он выйдет в отставку, если ФБР получит приказ продолжать обыски у американцев без ордеров министерства юстиции. Мюллер сказал, что у него есть «независимое обязательство перед ФБР и министерством юстиции обеспечивать законность предпринимаемых нами действий», как говорится в его недавно рассекреченных записях об этой встрече. «Один только приказ президента не мог этого сделать».

Оба мужчины при вступлении в должность давали клятву честно исполнять законы Соединенных Штатов. Только один из них по-прежнему выполнял свою клятву.

Президент сослался на незнание закона и фактов. Он сказал, что не знал, что существуют юридические проблемы с программой «Звездный ветер», что Эшкрофт находится в больнице и что Мюллер и Коуми выступают с разоблачениями. Он почти наверняка и преднамеренно вводил директора в заблуждение.

Без сомнения, он видел близкую политическую катастрофу. «Я должен был принять серьезное решение и сделать это быстро, — написал Буш в своих воспоминаниях. — Я думал о «резне в субботний вечер» в октябре 1973 года», — когда Никсон проигнорировал министерство юстиции в вопросе о выдаче его тайных записей разговоров, вынудил министра юстиции и его заместителя уйти в отставку и разрушил ауру президентской власти. «Я не хотел повторять критическую ситуацию. Я не испытал бы большого удовлетворения от знания того, что я прав в вопросе юридических норм, в то время как моя администрация оказалась несостоятельной, а наши ключевые программы в войне с террором оказались выставленными напоказ в средствах массовой информации».

Буш пообещал поставить программы на юридическую основу. Этого не произошло за одну ночь. На это ушли годы. Но, основываясь на обещании президента, Мюллер и его союзники отозвали свои угрозы ухода в отставку. Буш хранил секрет 24 месяца. Человек, который первым выступил с разоблачениями несанкционированной слежки, был юрист министерства юстиции по имени Томас Тамм; его отец и дядя были в штаб-квартире ФБР ближайшими помощниками Дж. Эдгара Гувера. К тому времени, когда первые факты появились в «Нью-Йорк таймс», и Эшкрофт, и Коуми ушли из администрации Буша.