Кэрфи почувствовал себя изгоем и забился в свою комнату, как улитка в раковину. Слуги уже отдалились, теперь он был не гость, которого приютили, он был будущий хозяин. С Нэллэи до свадьбы он не встречался, пока она была в храме, само собой. А когда вернулась, создалось впечатление, что она его избегает.

Тиннэ прорыдала перед свадьбой всю ночь.

Тиррон устроил скромное торжество в семейном святилище замка. Жрец провел обряд. Для Кэрфи все происходило как будто во сне, он был настолько растерян, что не замечал, как одни события сменяются другими. Он даже не осознал, что женат. Обряд, пир, крики гостей, требующие, чтобы он подтвердил свою любовь поцелуем. Холодные застывшие губы невесты. Когда наступила ночь и новобрачные остались вдвоем, Нэллэи взяла большую теплую руку Кэрфи в свои маленькие холодные ладошки, поцеловала пальцы и попросила дать ей время. И последовала для халкейца череда одиноких дней, и он снова неделями слонялся как неприкаянный по замку, чуждый всем.

Нескончаемый дождь неожиданно прекратился, выглянуло теплое «солнце», земля под теплым ветром подсохла. Гэл готовился уезжать.

Шилла подготовила продукты в дорогу и сшила седельные сумки из кожи. Теперь, выполняя повседневную работу, ее руки иногда застывали, она поднимала лицо и подолгу смотрела на Гэла, как будто пыталась запомнить его и оставить в своей памяти. Литто неожиданно попросил у Гэла обучить его кузнечному делу. Юноша решил остаться в этом доме. Шилла согласилась, боялась жить в доме кузнеца одна, мало ли кто придет, Гэл согласился взять юношу в ученики.

Огонек отъелся, старушка его слишком баловала. Гэл смеялся, что теперь безумный жеребец похож на ленивую беременную лошадь, пришлось каждый день выделять по часу на прогулки по окрестностям. Часто брал с собой сына. Айрэ очень любил эти прогулки, да и Огонек вел себя спокойно, когда на нем сидел ребенок. Лито оказался способным и с простенькой починкой утвари кое-как справлялся, часть работы Гэл оставлял на него, хотя многое приходилось подправлять, чтобы держать марку мастера и не потерять клиентов, хотя какой у местных крестьян выбор, здесь даже плохонький кузнец в радость, особенно когда заканчивается дождь.

Замок Фэрраса, казалось, пустовал, но калтокиец в том сомневался, слишком угрожающе смотрели на него темные бойницы башни. Из замка Тиррона доходили только сплетни. Говорили, что Нэллэи беременна, что со своим красивым мужем она, как жена, не живет, по-прежнему спит сама в своей комнате. Кэрфи живет в комнате рядом.

Очень уж упорно селяне обсуждали осколки вестей из замка. Приносили эти сплетни бабки и тетки, приходившие чинить сковородки да котелки, мужики, приводившие на подковку лошадей, привозившие рала, косы и лопаты, все они что-то слышали и что-то рассказывали. Каким образом поселяне получали информацию без средств связи, при почти непроходимых дорогах, можно было только догадываться.

Еще шептались, что вновь видели оборотня в окрестностях, и хоть дети больше не пропадали, но все боялись. Гэл решил — уезжать нужно, как только дорога станет достаточно сухой. Слишком близко была деревня, где его знали в лицо, еще день другой и крестьяне из деревни Тиррона начнут приходить к кузнецу…

Гэл назначил отъезд через неделю. До отъезда он почти все время посвящал ученику. Хотя понимал, за оставшиеся дни он немногому успеет научить непривычного к работе Литто.

В тот день юноша порывался самостоятельно подковать Огонька, но Гэл не рискнул доверить новичку сложное и кропотливое дело, особенно копыта Огонька. Чистил и подрезал сам, позволил Литто подогнать подковы, а потом исправил погрешности.

Айрэ как птенец сидел на деревянной перегородке денника, болтал ногами и жевал пирожок с начинкой из мипа и яиц. Шилла пекла пирожки в доме и напевала песню, голос у нее в молодости был, наверно, очень хорошим.

Гэл закончил работу, разрешил Литто пообкусывать щипцами торчащие гвозди и стесать их. Литто был аккуратен, очень старался, да и Огонек ему нравился, несмотря на крутой нрав. Юноша любовался конем — говорил, что такого красивого он даже в королевских конюшнях не видел. Гэл удивился — Литто, молчавший до этого дня, вдруг разговорился. До этого дня он только слушал Гэла, иногда бросал фразу и замолкал, а теперь, когда начал работать, рассказывал о детстве в крестьянской семье, о юности в большом замке, где он был пажом при доброй госпоже… Но ничего не говорил о том, как попал в воспитанники к Фэррасу, и о том, как жил в мрачном разбойничьем гнезде, будто пытался вычеркнуть эти годы из своей жизни. Может быть, слишком велико было чувство вины перед той, которую он любил, или слишком горячо было чувство гнева на того, кому он доверял… А доверял ли?..